Днем перед глазами вставало скуластое лицо с чуть-кривой усмешкой... Она смотрела на него и мешала работать.

Проклятье!

О том, что творилось ночью, Гастор и вовсе вспоминал с содроганием. Ведь ночью он... мечтал. Как человеческий юнец.

Он мечтал о том, как заберет строптивую девушку, унесет в свой дворец в Золотом городе. Как она - стройная, знойная, восхищенная - будет ходить по залам, восторгаясь великолепием, какого прежде не видела.

Конечно, он поможет ей стать воином высокой стражи, несмотря на угрозы, которыми приструнил ее той ночью. А он, проходя в Золотой дворец, будет гордиться ею, эффектной, вытянувшейся в струнку, в блестящем облачении почетных воинов. А каждый вечер она будет возвращаться в его дом, улыбаться своей кривоватой улыбкой, разделяя с ним трапезу, стонать под ним ночью так, как только она может. Голос ее страсти казался теперь Гастору самой прекрасной музыкой на свете.

Мечтал он и ощутить на своей шее ее гибкое тело, эту невесомую, но сладкую ношу. И уже сейчас предчувствовал, как будет ревновать, что позади нее сядет Гор и обретет возможность обнимать ее сзади.

Но Гастор не только мечтал. Его острый ум подсказывал, что победа близка. Может быть, нужна еще одна ночь, чтобы Камира сдалась, но так или иначе, она подумала, и ее расчетливый разум подсказал, что быть с Гастроном - самое выгодное для нее. Он ведь прикоснулся к ее душе, знал, что искреннюю страстность она совмещает с холодным и расчетливым умом. И этим великолепна!

В общем, Гастор не выдержал и прилетел раньше, рассчитывая как раз на еще одну победную ночь, после которой неукротимая воительница должна будет упасть ему в руки.

Обменявшись с Гором традиционными приветствиями на глазах у восторженных степняков, Гастор не стал долго ходить вокруг да около.

Посмотрел в глаза брату.

—  Я хочу снова позвать ту девушку, брат.

Во взгляде Гора сверкнуло что-то странное.

—  К сожалению, это невозможно, брат. Я выдал ее замуж.

—  Что?! —  переспросил Гастор.

А в следующее мгновение с ним случилось то, чего его холодный разум никогда прежде не позволял. Его кулак словно бы сам по себе с силой вписался в челюсть Гора.

Гор хорошо держал удар, даже не дрогнул. А Гастору немного полегчало... Не хватало только одного, чтобы вся эта злость на самого себя за тринадцать дней томления и на Гора за то, что сломал его планы, вышла наружу.

На мгновение они встретились глазами, и, кажется, брат понял. Да и не мог он на глазах у своих людей оставить безнаказанным такое оскорбление - будь ему Гастор хоть старшим братом, хоть кем.

Спустя еще миг кулак Гора впечатался Гастору в скулу, а дальше была подсечька Гастора, и два дракона в человеческом обличье покатились по земле, нанося друг другу удары. Периодически вскакивали на ноги и дрались стоя, пока в очередной раз кто-то из них не умудрялся повалить второго, а второй не делал ответную подсечьку.

Обрадованные степняки собрались кругом, раздавались восторженные крики, многие делали ставки. Несмотря на то что Гор еще не был крылатым, а, значит, должен был быть слабее, немало степняков поставили на него, они безоговорочно верили в своего вождя.

На самом деле такие драки случались и между драконами - подобно состязаниям степняков они считались демонстрацией молодецкой удали и силы. Никто не удивился. Подумаешь, два брата решили встретить друг друга дружеской перепалкой, а заодно порадовать подданных Гора драконьим состязанием.