Егоров в Ольгине появлялся редко - раз в месяц. Все остальное время он был занят своими новыми обязанностями городского главы да еще зачастил последнее время в Петербург. То на прием к императору, то в гости к министру, то за орденом. Федору присвоили звание коммерции советника, что сделало его более важным. И богатым. Связи с сильными мира сего позволили заключить новые контракты на поставку зерна для фронта. Егоров толстел, матерел, поднимался выше и выше и совсем забыл о своей жене. Арине только этого и надо было.
Никита навещал ее раз в неделю. Встречались они очень осторожно, с оглядкой, каждый понимал, что стоит Егорову услышать хоть намек, он раздавит их, как букашек. Отношения их носили чисто платонический характер, но и им они были рады. Обычно сводились свидания к разговорам и признаниям, да нежным поцелуям, большего они позволить себе не могли. Никита, правда, забирался по балкону в Аринину комнату, но оставался там недолго, зная, что ее часто навещает среди ночи Глаша, которая ради хозяйской похвалы готова была на все. К тому же Егоров в последнее время к своей огненноголовой любовнице, то ли из-за возраста, то ли занятости, охладел. Вот Глаша и следила за всем неусыпно, особенно за ненормальной супругой, надеясь, что благодарность за заботу всколыхнет в Егорове другие чувства.
Прошел год. Наступило Рождество. Арина стояла на крыльце и покашливала: до этого она просидела с Никитой полуодетая на балконе, вот и приболела. Егоров три дня как приехал, тоже хворый. Сумасшедшая жизнь его немного подкосила - выглядел он теперь совсем старым. Одышка, синие мешки под глазами, глубокие морщины на переносице. Арина считала, что все это от злобы, потому как Егоров не пил, не курил, регулярно постился.
Федор вышел на крыльцо. Увидев жену, встал напротив, на ступеньку выше, ему не нравилось смотреть на людей снизу вверх.
- Что-то ты странная стала, благоверная моя, - задумчиво проговорил он. - Глазки блестят. Румянец. Аль влюбилась?
Арина внутренне содрогнулась, но внешне оставалась безучастной. Егоров захохотал, словно сказал что-то смешное.
- Что стоишь как неживая? Признавайся, стерва, что задумала? Дом спалить? Или меня добить в светлый Христов праздник, а?
Арина продолжала молчать и тупо смотреть перед собой. Федор махнул рукой, после чего вернулся в дом. Вечером он отбыл в N-ск.
В феврале многое изменилось не только в жизни Арины, но и страны - произошла революция.
В N-ске, правда, с опозданием в три дня. Городские власти тщательно скрывали произошедшее в Петрограде, готовясь к отпору местных бунтарей. Выиграли они немного, так как вести, несмотря на то, что пресса упорно отмалчивалась, распространились быстро.
Так, 26 февраля в N-ске началась политическая забастовка, переросшая к 1 марта в революцию. В первый же ее день в городе родилась новая власть - Совет рабочих депутатов. Старые градоначальники были смещены. Губернатор, прокурор, полицмейстер, начальник жандармского управления попали под стражу. Егоров остался не у дел. Ко всему прочему на его фабриках творилось что-то невообразимое - рабочие решили взять власть в свои руки. Эти сумасшедшие дни стоили Федору дорого - он по-настоящему испугался и почти слег.
Похворав денек, Егоров решил бороться за свое положение и состояние. 2 марта он сформировал в Думе новый комитет, наименовал его «общественным», после переименовал в исполком, сам же остался его головой. На предприятиях навести порядок удалось не сразу. Созданный рабочими фабрично-заводской комитет развил бурную деятельность, акционерам пришлось с ним считаться. Егоров рвал и метал - его выводило из себя, что кто-то смеет ему перечить. Он буйствовал, грозился всех уволить, обманывал, что на складах нет то зерна, то топлива, пытался прикрыть фабрики. Это возымело обратное действие: рабочие не только не испугались, они начали помимо экономических требований выдвигать еще и политические.
Со временем все более или менее нормализовалось. Но спокойно жить Егоров уже не мог - любой дурак понимал, что двоевластие не просуществует долго.
На фоне этих событий - грызни, насилия, борьбы за власть - бурно расцвела любовь Арины и Никиты. Им не было дела до происходящего, они не замечали возбуждения, охватившего всех, не ощущали ветров перемен, они смогли наконец насладиться друг другом.
Егоров грыз глотки в N-ске. Фабрика, на которой трудился Никита, была временно остановлена. Глаша, зараженная всеобщим возбуждением, постоянно пропадала то на площади, то на станции.
Никита с Ариной смогли остаться одни. Все дни они проводили вместе. Катались, гуляли пешком, ездили в Перелесье. Именно в ее имении они и решили бежать.
Они сидели в сарае, единственном оставшемся после пожара, на деревянной скамейке. Было прохладно, пахло гнилым сеном, в дырку крыши просачивалась вода, но никогда они не чувствовали себя такими счастливыми.
- Убежим? - задорно спросил Никита. Последние события притупили его страх перед Егоровым.
- ОН найдет и прикончит нас.
- Аринушка, давай сбежим; пока он будет нас искать, многое может измениться.