— Снял.
— На пол садись, придурок, а руку на край, учить тебя еще…
Я подождала, пока мужчина, повозившись, выберет положение поудобнее, замрет и только тогда повернулась.
— А теперь давай с того места про меня и лес, и, по возможности, в более развернутом виде.
Анатоль вздохнул и посмотрел на меня с видом мученика. К слову, стараться ему особо не приходилось, он и так выглядел, как Слав: бледный, скулы заострились, и глаза блестят.
— Да силу я у тебя потянул! — вдруг эмоционально признался этот гад, а дальше продолжил уже спокойнее. — И в пути пару раз. Выложился до дна, несколько тварей, еще и рана. Ты потому такая вялая была, когда мы к стоянке вышли. Я даже испугался, что взял много. Боялся что… уснешь, как…
Пояснять канцлер не стал, но я кивнула, помнила, что сказала Молин про мнимый сон, который перевела для себя, как кому. Услышанное возилось в голове, не желая укладываться.
— Ты… Ты все-таки вампир? Морой, как Слав? Или у вас еще какие беси водятся?
— Нет, не вампир. А беси всякие есть.
— Но ты не бесь.
— Нет.
— Но и не человек, — Анатоль согласно кивнул, если можно было кивать, когда голова лежит на плече, плечо на краю ванной, а с невидимой, потому что я теперь тоже сидела на полу, руки в ванну капало. Не часто, но равномерно. И стихать не собиралось.
— Думаешь, почему Вениан тебя вечно за руки хватает и водит ниши инспектировать… — продолжил канцлер, глядя в стену. — Нет здесь никакой любви. Его желание на тебе жениться и внезапно вспыхнувшее чувство явления разного порядка и взаимно не пересекаются. Мари-Энн — источник. Они рождаются редко, но их можно отследить. Ты — источник. Но ты родилась не здесь, не владеешь собой, слишком эмоционально реагируешь, вот только магия отзывается, поэтому и снег, и твари, и прочее всякое.
— Твари тоже моих рук дело?
— А кто тут белых и пушистых на весь мир упоенно поминал?
— То есть они на самом деле не так выглядят?
— Они могут выглядеть, как угодно, но они всегда твари с черной кровью, которые приходят за снегом.
— Выходит, ясли я что-то захочу, так и будет?
— Я уже говорил, да, возможно.
— А если захочу, чтобы эта дрянь у тебя на руке пропала?