Она вся как будто состояла из ямочек, которые так нравились ему и которые он порывался целовать, и это было очень неудобно, потому что он неловко выворачивал ей руку, чтобы добраться до ямочки!

– Таша, – повторял он с отчаянием, – Ташенька, Наташенька…

– Я здесь, – отвечала она, успокаивая его. – Я здесь, с тобой.

Кровать была узкой, они сразу оказались очень близко друг к другу – как прекрасно, когда узкая кровать!..

Он трогал Ташу, гладил, прижимал к себе – всё же приходилось сокрушать вражеские армии и города, чтобы добраться до неё, она была вся мягкая, нежная, текучая, её кожа постепенно теплела и разгоралась, становилась розовой, и маленькие дивные уши вдруг вспыхнули под кудрями, когда он стал целовать их.

– Степан, – сказала Таша, потому что вдруг оказалось, что больше она не хочет его жалеть и ласкать, а собирается получить – всего и сразу. – Степан!..

Он ещё трогал и гладил её, но она отталкивала его руки, сжимала зубы, лицо у неё изменилось, стало серьёзным и очень женским. Он всматривался в неё, как будто с трудом узнавал или старался запомнить.

– Я здесь, – сказал он. – Я с тобой.

– Нет, – выговорила она с усилием. – Ты не со мной.

…Я с тобой. Я буду с тобой так, как нужно. Так, как ты пожелаешь. Так, как захочешь.

Я буду с тобой всегда, даже если у нас это в первый и последний раз.

Просто я всё понял!

Нет никакого одиночества. Оно было, покуда мы не встретились. Оно сидело рядом, скучное, как дождь в ноябре, примитивное, как стеклянная банка, – а я внутри. Так и сидел бы внутри стеклянной банки, глядя на жизнь сквозь пыльные стенки, но мы встретились, и банка разбилась.

Её больше нет.

Есть мы, и мы вдвоём – сейчас и всегда.

Двое – это совсем другое дело. Нас больше вдвое, потому что мы вместе. У нас вдвое больше сил, эмоций, радостей и возможностей. Никаким силам теперь не удастся посадить нас в стеклянную банку одиночества, которой мы были отгорожены от мира – каждый своей.

Мы на свободе.

Нам ещё нужно посмотреть по сторонам, привыкнуть к другому миру, ярким краскам, но сейчас мы просто смотрим друг на друга. И трогаем друг друга, и узнаём, и пытаемся понять, какие мы – на ощупь, на вкус.

Мы пытаемся без слов сказать друг другу, как это важно, что мы есть, и как это прекрасно, что мы встретились на теплоходе – могли бы и не встретиться!..

…Впрочем, нет. Не встретиться мы не могли.