– Понимаете, ваше благородие, я не знал остальных убитых женщин – только польскую графиню. Но мне трудно представить, что Господь обратил свой гнев именно на них, в то время как вокруг полно закоренелых грешников.

– Например? – тут же спросил Мериме.

– Я не хочу говорить плохо о людях, да и не имел в виду никого конкретно, – ответил лесничий и насупился.

Я понял, что до поры до времени мы из него ничего не вытянем.

Мериме, видимо, тоже так решил, потому что не стал настаивать, а вместо этого снял очки и начал аккуратно протирать стекла носовым платком.

– А скажи, приятель, – обратился я к нашему спутнику, – отец Василий давно у вас в приходе?

Меня заинтересовал человек, бичующий порок и сформулировавший собственную версию убийств. Конечно, едва ли священник имел в виду, что Господь лично снизошел до расправы над несчастными женщинами. Вероятно, он подразумевал стечение обстоятельств. И все же я был обязан рассмотреть все версии, даже самые безнадежные на первый взгляд.

То обстоятельство, что лесничий поехал с нами, вдруг представилось мне не такой уж неприятностью, тем более что вел он себя смирно и совсем не походил на человека, замышляющего против нас злодеяние. Кроме того, словоохотливость Бродкова могла сослужить мне отличную службу. Только вот мне не следовало забывать о том, что лесник вполне мог поехать с нами нарочно, чтобы отвести от себя подозрение. Например, «подбросить» нам отца Василия, любителя читать проповеди о заслуженной каре Господней.

– Нет, он приехал только в апреле этого года, – ответил на мой вопрос лесничий. – До него был отец Исайя, но мы похоронили его в марте, – Бродков размашисто перекрестился. – Царствие ему небесное. Он бы славным человеком и добрым христианином.

– Как он умер? – спросил я.

– Старость, ваше благородие. Почтенному отцу Исайе исполнилось восемьдесят три года. Пятнадцать из них он провел в нашем приходе и был истинным пастырем для нас.

– Ты сам прожил в Кленовой роще всю жизнь?

Бродков кивнул и ответил:

– Точно так. Все пятьдесят семь лет.

Я взглянул на него с удивлением. На вид я не дал бы леснику больше сорока пяти.

– И ни разу не бывал за границей?

– Нет, ваше благородие. Какое там. Дальше Петербурга не ездил.

Ага, значит, он все-таки покидал Кленовую рощу.

– Правда? – Я улыбнулся. – И как тебе столица?

Бродков пожал плечами. Никакого воодушевления мой вопрос у него не вызвал. Похоже, внимание прессы интересовало его куда больше, чем архитектурные красоты Северной Венеции.