– Я дал ему немного спирта. Разбавленного, конечно.
Из дверей станции вышел Никифор Бродков и направился к нам. Мы обменялись приветствиями.
– Я увидел из окна, что вы собираетесь в дорогу, – сказал лесничий извиняющимся тоном. – Я все еще могу воспользоваться вашей добротой?
– Конечно, – ответил я, хотя мне очень хотелось придумать какую-нибудь отговорку.
Минут через двадцать мы уже разместились в экипаже. Бродков устроился напротив нас с доктором. Рядом с собой он положил большой и, судя по всему, довольно тяжелый мешок. Кучер сидел на козлах немного косо и неуверенно. Но он торжественно поклялся доктору, что довезет нас прямехонько до Кленовой рощи.
– Похоже, ты славно провел время, приятель, – обратился к нему лесничий.
В ответ на это кучер недовольно кашлянул. Вероятно, если бы не наше с доктором присутствие, он не преминул бы сообщить Бродкову, что думает по поводу деревенщин, сующих нос в чужие дела. Но этот пьяница чувствовал себя виноватым перед нами, поэтому сдержался.
– Поезжай, – сказал я. – И поаккуратней.
Кучер молча щелкнул хлыстом, и экипаж тронулся с места.
Когда мы набрали какую-никакую скорость, Мериме обратился к лесничему:
– А ты, любезный, никого не подозреваешь в этих жутких совершенных убийствах?
Тот с серьезным видом покачал головой и ответил:
– Я нет, но отец Василий говорит, что это Господь покарал грешников. Хотя, честное слово, не могу взять в толк, что такого могли совершить эти женщины, чтобы прогневить Бога.
– Кто такой отец Василий? – вмешался я. – Приходской священник?
Лесничий кивнул и пояснил:
– Он говорил про убийства во время воскресной проповеди.
– О наказании грешников?
– Да, ваше благородие.
– И ты с ним не согласен?
Бродков почесал грязным ногтем нос, втянул воздух – словно собираясь с мыслями.