— Давайте выбирайте одеяла, — говорит Ракушка. — Можете здесь поспать.
Мы оттаскиваем одеяла в угол, заворачиваемся в них и засыпаем рядышком. Мне снится пепел.
— Вставайте, Братаны, работы много. — Шрам будит нас затемно.
Дело, я вижу, пошло. Чиксоиды знают, где хаты большего количества банд, чем мы когда либо слышали, некоторых даже не городских. Курьеры шныряли целую ночь, все на мази. С окраин до центра, вокруг Четырехсотой, они собирали всех, кто в был состоянии подняться. Фальшивая ночь под дымовой завесой тянется и тянется. Клевый Город начинает движение в темноте.
Проходя руинами и подземными ходами, через канализацию, по стритам и аллеям — мы смыкаемся у Четырехсотой, в бывшем квартале клевого тусняка Душманов. С Первой по Тысячную, от Бей-стрит до Ривер-Ран-бульвара, хрустит под ногами щебень, полнятся туннели подземки: Клевый Город пришел в движение. К Братанам и Чиксоидам присоединяются Крысоловы, Барабанщики, Солдафоны и Центровые из Пилтдауна, Ренфрью из Апперландских холмов. Дьяволята объединяются с Чинариками и Латиносами, Саночниками и Тритонами, Чайнапошками и А-В-мариями. Краски, Дикие телки, Рокопарни, Герлы, Водяные, Застежки и Запонки. Всех и не упомню.
Мы — единая банда Клевого Города, все флаги собрались здесь.
Мы, Братаны, выступаем плечом к плечу с последним Душманом.
Вверх по эскалатору мы выходим из подземки в зону хаоса. Вокруг — конец света, но мы еще живы. Трудно дышать, но внутри меня бурлит ненависть.
Грохот, словно в кузнечном цеху, — так вот Четыреста поганцев притихли.
На Триста девяносто пятой мы рассредоточиваемся по боковым улицам перед проникновением в квартал Поганцев.
Когда подходим к Триста девяноста восьмой, огонь вырывается из ульев впереди нас. Раздается звук, как будто небоскреб делает первый шаг. Вопль, отражаясь от вершин башен, наконец падает на уровень мостовой.
На следующем перекрестке я вижу: из-под развалин высовывается рука, на запястье — красно-черный браслет.
— Приехали, — докладывает Низверх.
Ступив на Четырехсотую, мы останавливаемся, ошарашенные зрелищем, которое я никогда не забуду.
Знакомых улиц больше нет. Бетон выстреливает пылью и гравием из трещин под ногами. Многоквартирные ульи превратились в мини-вулканы, изрыгающие дым, плюющиеся огнем. По земле вокруг них расползаются черные шрамы. Здания прижимаются к вулканам, словно в надежде добыть хоть какое-то тепло под небом, лишенным светила.
Может быть, Поганцы строят свой, новый город? Если так, то жизнь в нем будет хуже смерти.
Но через огни мы вглядываемся в Клевый Город, ощущаем окружающую со всех сторон банду; общий пульс жизни, общее дыхание объединяют нас.
Низверх уже видел кое-что из этого, но не все. Сегодня ночью он не плачет.
Он выходит перед нами к пламени, отбрасывает голову и орет: