Мы пытаемся уловить подсознательный сигнал — тогда внутри живота как будто защекочет — от другой банды. Но, кроме смерти, в ночи никого нет.

— Упокойтесь с миром, бандюки, — говорит Неф.

— Стоп! — командует Шрам.

Останавливаемся на Двести шестьдесят пятой — в квартале Курносиков. Вниз по стриту кто-то сидит на бетонной куче. Трясет головой и поднимает руки.

— Как интересно! — удивляется Шрам.

Чувак пытается слезть, но он так слаб, что путается в ногах и мешком катится на землю. Окруженный, он вглядывается в черную дыру Шрамовой пушки.

— Здорово, Низверх, — хрипит Шрам. На его лице расплывается улыбка, которую, должно быть, он берег вместе с серебряной пулей. От уха до уха. — Как поживают Душманы?

Низверх больше не тянет на пахана. Его красно-черный костюм с молнией изорван и заляпан, оторванный воротник перебинтовывает запястье. Левое стекло темных совино-круглых очков выбито, ежик волос выдран с корнем.

Низверх застыл, он смотрит в дуло и ждет щелчка бойка, последнего звука в своей жизни. И мы тоже ждем.

Из под разбитого стекла на грязную щеку скатывается крупная слеза.

— Не этой ночью, — посмеивается Шрам, опуская пушку.

Низверх никак не реагирует.

Дальше по стриту взрывается газопровод, освещает нас оранжевой вспышкой.

Тут мы все хохочем. Так смешно получилось. Низверх молча улыбается.

— Потом с тобой разберемся, Пахан. — Шрам резко ставит Низверха на ноги. — Выглядишь, как дерьмо из под колес. Где твоя банда?

Низверх только смотрит в землю и медленно качает головой.

— Пахан, — начинает он, — нас раздавило. По-другому не скажешь. — Тут он вытирает свежие слезы. — Нет больше Душманов.

— Но ты-то есть. — Шрам кладет руку ему на плечо.

— Не бывает Пахана без банды.

— Ну тебя! Что случилось?