Ни одно из этих изобретений не послужило космической программе так, как космические ракеты и беспроволочная телеэлектроскопия. Беспроволочный телеграф только заявил о себе, как его engendrement[2] — телеэлектроскоп — смог передать движущееся изображение и помещённые на черном фоне слова британского правительства подданным, сообщив им о намерениях расширения колоний. Невидимые глазу колебания мирового эфира начали выполнять эту цель лучше всякой газеты. Совершенно очевидно, что если мы не хотим гражданской войны, то необходимо обеспечить получение новых территорий и ввиду принадлежности всего Мирра великим державам и странам Востока направить армию за его пределы. И если с самой научной дотошностью учитывать возможные варианты, то Венера с её густонаселёнными всевозможной архаичной живностью океанами, гигантскими стрекозами, армадами папоротников и прочими древностями кембрийского периода никак не привлекает тех, кому выгода важна, как ничто иное в мире.

Космические снаряды же привели к наивысшей человеческой возможности. Теперь настаёт время проникнуться величием Лондона.

Туман — то редкий, то особо заметный — окутывал строгую геометрию домов под голубизной облачного неба, экипажи, чьи седоки обозревали из окошек неизменное окружение их пути, фонари, окружавшие себя кругами тусклого света, людей с известными только им помыслами и целями. Мистер Джозеф Чемберлен ехал в брумовском кэбе на 10, Даунинг-стрит, где в его ожидании пребывал премьер-министр. Новоиспечённый министр по делам колоний держал в руке монокль, пока после работы мысли не вставил его снова в глазную впадину: Чемберлен без монокля уже не Чемберлен.

Никто из живущих не видел ещё тигра с моноклем, а ведь именно это мощное животное олицетворяет Чемберлен. Его уже не назовут Великим молодым человеком. Сэр Джеймс Китсон даже охарактеризовал надвигающуюся ситуацию в стихотворной форме:

Лорд Солсбери сидел в кресле в Комнате Кабинета. Сняв цилиндр, Чемберлен молча поклонился и занял одно из мест вокруг стола Кабинета. Очевидно, остальные министры уже побывали на заседании. Чемберлен продемонстрировал визави визитную карточку, дабы не дать условностям возможность лишить лорда Солсбери возможности заговорить первым. Теперь тот ясно знает, кто перед ним, и может говорить, не считая собеседника незнакомым.

— Вы мистер Чемберлен?

— Да, милорд. Я очередной раз говорю, что понимаю вас, страдающего расстройством головы, не дающим вам запоминать лица.

— Так вы мистер Чемберлен. Простите, я не учёл, что вас можно узнать по моноклю и по орхидее[3].

— Нам было бы лучше вернуться к теме, милорд.

— Возвращаюсь к нашей теме. Осознаёте ли вы ответственность за наши действия, мистер Чемберлен? Вы вступили в должность министра колоний и отвечаете за колониальную политику Британской империи. Мы должны потеснить геян на их планете и превратить Гею в колонию. Но ведь этому будущему акту экспансии предшествует нешуточная работа. Во-первых, постройка достаточного количества космических аппаратов, они же космические снаряды. Во-вторых, воздуходержащие костюмы и вооружение нашей армии. В-третьих, предварительное изучение Геи ради наилучшей ориентировки во время военных действий. Тем не менее, о начале космической программы уже заявлено.

— Мне об этом известно, лорд Солсбери. Но как мы могли бы для краткости назвать это мероприятие? Как будет называться наша космическая программа со всей её техникой?

— Я предлагаю выбрать для нашей техники какое-нибудь красивое название. Например, «Фобос-Грунт».

— Каковы будут ваши приказы?

— О приказах есть резон поговорить позже. Для начала я задам вам один вопрос. Скоро будет ваш день рождения?

— О, да. Но я не буду отмечать его. Я занят космической программой.

— Если говорить о насущном, то я поведаю вам о стихотворении Киплинга. Наша идея межпланетной колонизации вдохновила его на написание стихотворения о том, что он назвал бременем белого человека:

— Согласен, милорд. Бремя белого человека — незабываемый образ.

— Есть и другие проявления этого стремления. Вспомните слова Сесила Родса: «Мир почти весь поделён, а то, что от него осталось, сейчас делится, завоевывается и колонизуется. Как жаль, что мы не можем добраться до звезд, сияющих над нами в ночном небе! Я бы аннексировал планеты, если б смог; я часто думаю об этом. Мне грустно видеть их такими ясными и вместе с тем такими далекими».

— Если так, то здесь предстоит заметить одну неясность в стихотворении Киплинга. За тридевять планет. Планеты существуют только в Солнечной системе.

— Не знаю, как возразить. Тем не менее, мистер Родс добавил очередную важную деталь. Если мы захватим Землю, то мы, скорее всего, найдём там нефть.