Искусственные елки с темно-зеленой пластмассовой хвоей меня не вдохновляли совершенно. Вне зависимости от достоверности исполнения в них присутствовала какая-то откровенно кладбищенская мрачность. Поэтому я выбрала елочку из стальной проволоки и серебристой мишуры, которая легко собиралась и разбиралась, и смотрелась весьма празднично. Единственная проблема – к ней совершенно не подходили старые немецкие елочные игрушки, которые сохранились у нас в семье с неведомых времен. Матовые, словно присыпанные золотой и серебряной пылью, с поющими от звона курантов тончайшими боками, они явились из трубки стеклодува в те времена, когда рождественская симфония просто не могла быть исполнена искусственной елкой.

При разъезде и разделе вещей я предложила Антонине взять себе лучшее из семейного новогоднего оснащения – игрушки.

– Ну уж нет! – сказала дочь. – Чего мне с ними делать? Думаешь, я буду себе живую елку покупать? И смотреть, как она прорастает?!

– Можешь выбрасывать ее сразу после Нового года, – пожала плечами я.

– Будто я забыть смогу! – огрызнулась Антонина. – Ты у меня навсегда охоту отбила! Давай сюда елку! А игрушки я к ней сама куплю.

Разумеется, родители всегда виноваты. Игрушки поехали ко мне.

В первый же Новый год после разъезда я купила себе на праздничных развалах точно такую же елочку, как у нас и была, и простенькие блестящие шары к ней – голубые и розовые. Получилось очень нарядно.

В Новый год я всегда наряжаю елочку, покупаю или готовлю нечто не повседневное и смотрю по телевизору что-нибудь вроде Голубого Огонька – это традиционно. Не то, чтобы все это было мне зачем-то нужно – просто на преодоление инерции мышления у меня ушло бы гораздо больше сил, чем на послушное следование новогодним традициям. Кто-нибудь из подруг (а иногда и все они разом, кроме Светки – она уже много лет проводит новогоднюю ночь «в свете», т.е. в питерском или зарубежном кабаке) обязательно приглашает меня к себе на Новый год. Иногда я соглашаюсь и спокойно провожу ночь за неизменным салатом оливье в квартире Ирки, Ленки или Любаши. Иногда – отказываюсь и тогда угощаюсь Дашкиным или Зоиным салатом. Впрочем, Зоя уже никогда больше никаких салатов не приготовит…

Дней за пять до Нового года Браток приволок в квартиру два огромных разлапистых дерева. Когда я вернулась с работы, деревья стояли в коридоре, прислонившись к стенам по обе стороны от входа, и обтекали лужами и запахом с замерзших ветвей. В одной из луж с абсолютно офонаревшим видом, закатив глаза, сидели Хлопси и Мопси. Что они себе воображали – трудно сказать. Кажется, там, где они изначально обитают, совершенно нет еловых лесов.

Я разделась, забрала промокших свиней, водворила их в клетку, передвинула ее поближе к батарее, выяснила у Семена происхождение елок и заглянула к Братку узнать, что он планирует делать с ними дальше.

– Одну – детям, – быстро, как о чем-то продуманном сказал Браток. – Другую – Фросе поставим. Пускай.

– Пускай, – согласилась я. – Но все это придется делать вам, Леша. Никто в квартире, кроме вас, ни поднять, ни даже передвинуть эти деревья не сможет. Хорошо, что у нас потолки четыре метра.

– Ага. Правда, – подумав, согласился Браток и улыбнулся мне, по-видимому, приняв мое высказывание за комплимент в свой адрес. – Я – чего? Никаких вопросов.

К вечеру елки были водворены на места и установлены в ведрах с водой. Нижние ветви у них пришлось отпилить, чтобы выровнять комли. Зина вызвала меня в коридор и кивнула на внушительную охапку, расположившуюся у выхода.

– Может возьмешь чего, Анджа? – кутаясь в овчинную безрукавку, спросила она. – Мы в деревне завсегда ветки в кувшин ставили. Красиво, чтоб с шишками. Которую елку с шишками ветром повалило, мы со старухами еще с лета приметим, а потом, ближе к делу, и нарежем. Но эти тоже ничего. Наталья-то не взяла, гляди, обиделась, что не ейной дочке елка…

– Ну уж… – я возмущенно вскинула брови.

– Да нет, ты не подумай, она не к сироткам приревновала! Чего уж тут, – заступилась за соседку Зина. – Зачем, мол, старухе, коли она одной ногой в могиле…

Я молча наклонилась и выбрала три длинные ветки. Кивнула Зине в знак благодарности. Зина всунула босые распухшие ноги в валенки с калошами, которые она привезла из деревни, распахнула дверь и также молча подхватила оставшееся.

Высокая ваза давно стояла в шкафу без дела. Я не отношусь к тем людям, которые едва ли не ежедневно украшают свое жилище срезанными цветами. А также к тем, кому часто дарят цветы. Иногда, весной, я приношу домой и ставлю в вазу ветку цветущей черемухи. Ее запах завораживает меня и напоминает о школьных годах, белых кружевных воротничках и черных передниках. Мы ходили сдавать выпускные экзамены сквозь заполненный облаками черемухового аромата город и с нетерпением ждали момента, когда же, наконец, школа и экзамены останутся позади, и начнется наша настоящая жизнь.

Настоящая жизнь, разумеется, виделась нам счастливой и победоносной.