После школы Мишка демонстративно не стал никуда поступать, работал грузчиком на вещевом рынке и ждал призыва. Любаша подняла все медицинские документы с рождения Мишки до его совершеннолетия, отсортировала их в четыре огромные, аккуратно подписанные папки, проконсультировалась с юристом, установила связи с организацией «Солдатские матери России» и, как я понимаю, вполне официально и законно, по медицинским показаниям оформила Мишке белый билет.

На следующий год Мишка поступил в недавно организованное училище МЧС России. Медицинскую комиссию абитуриенты проходили в Железнодорожной поликлинике. Большинство специалистов выправившийся, да еще и поднакачавшийся от грузщицкой работы Мишка проходил сам. Только к окулисту с мишкиной карточкой ходил одноклассник Фима Герцман, и он же спустя пару дней пописал в баночку, в которой надо было сдать анализ мочи. С глазами и почками у Мишки по-прежнему были проблемы.

– Хотел бы я тоже, как ты, – сказал Фима – рыжий субтильный студент второго курса Математического факультета университета. – Окончить училище и спасать людей. И никакой тебе высшей математики…

– Так подавай со мной документы, – пожал плечами Мишка.

– Нельзя, – вздохнул Фима. – У наших уже все решено. Бабушка Цецилия сказала: вот закончит Фимочка учиться и – восходим. Пора. Хочу умереть на Святой земле. А вы потом, после моей смерти, в Канаду поедете. Там жизнь спокойная и семьи трех ее братьев-математиков… А на что мне Канада и Святая земля! Тебе я сказать могу: мне, между прочим, в православную церковь ходить нравится, а не в синагогу. Красиво там… И вообще, хотел бы я быть русским, как ты, – плюнешь на всех, и делаешь, что тебе самому по душе.

– Само собой, – согласился Мишка и протянул однокласснику руку. – Счастливо тебе, Фима. Спасибо за окулиста и за мочу. И не переживай – может, тебе потом в Канаде еще понравится. Говорят, там тоже березы растут…

Простившись с Ленкой, я положила трубку и, твердо решив отвлечься от проблем любашиной семьи и еврейского вопроса, вышла в коридор. Там я пробежала глазами по полкам и почти сразу же обнаружила новую книжку, недавно принесенную соседкой на обмен. Следующие два с половиной часа я с удовольствием читала детектив про «Опасные удовольствия». Почти до самого конца я не знала, кто убийца, а в процессе чтения с удовлетворением отметила наличие в романе всех необходимых составляющих нормального современного детектива: напропалую кидающие друг друга бизнесмены, дорогие проститутки и их тяжелая судьба, больные СПИДом, доблестный сыщик, подробное (относительно всего остального) описание атрибутов «богатой» жизни, чистая девочка из провинции… В общем, все как положено. Потом я села к компьютеру, включила его, и в свой любимый файл под названием «Велик и могуч русский языка» занесла выходные данные книги и две запомнившиеся мне фразы из прочитанного: «Котенок подхватил глисты» и «А в том, что это было именно убийство, натренированный детектив Пряжников определил безошибочно». Никакого недоброжелательства к автору, а уж тем более негодования я не испытывала. Конечно, с одной стороны, правильно сочетать между собой слова и части предложения должен уметь уже выпускник 9 класса общеобразовательной школы, а автор все-таки окончила факультет журналистики (я перевернула книжку и ознакомилась с ее краткой биографией). Но, с другой стороны, кто не ошибается?

Поздно вечером позвонила Светка.

– Из-за чего сыр-сбор? – спросила она. – Ленка опять петь хочет? Ирка поднакопила духовных прозрений? Будет уговаривать нас креститься, открывать чакры или пить мочу? Или это ты во что-то ввязалась?

– Я ввязалась, – коротко подтвердила я.

– Отлично, превосходно, замечательно, – прокомментировала Светка. – Трупы есть?

– Да, один.

– Тогда, может, лучше посиделки мужей? – став серьезной, спросила Светка. – Мудрость Израэля, опыт Сергея, креативность Романа, связи Леонида…

– Спасибо, пока не надо, – поблагодарила я и, не удержавшись, наябедничала. – Ленка сказала, что ты собираешься с Леонидом разводиться.

– Врет, – ответила Светка. – Или завидует. Мы просто ругаемся. Он хочет ребенка.

– Черт! Черт! Черт! – выругалась я. – Или… он согласен усыновить?

– Нет, он имеет в виду экстракорпоральное оплодотворение. И не у нас, а где-то в Германии.

– Но… может быть…

– Анджа! Мне, как и тебе, пятый десяток, ты помнишь? И ты-то, между прочим, не бесплодна, чему Антонина прекрасное доказательство. Не хочешь ли теперь родить?

– У меня нет четырех мужей.