«Тьфу, мерзость какая», — думал он, — «это ведь мало того, что закон Божий попирают, так еще и задачи государства нашего подвергают угрозе. Скрепу общественную на слом делают».

Но как ни противно было на такое Акиму а, есть очень хотелось, так что он решил потерпеть.

«Поем и потом сбегу! Палец в жопу и только вы меня и видели!»

Аким окинул взглядом стол и чуть не ахнул. Было от чего. Ароматная зайчатина в кисло-сладкой щавелево-медовой подливке. Жирные гусиные потрошка, запечённые в бараньем рубце с гречкой, лучком и копченым сальцем. Отварная картошка, плод диковинный и заморский, горкой стояла в деревянной миске покроплённая маслом и щедро осыпанная мелкорубленым пряным укропом. Тут же немного поперченные белоглазые караси в сметане, которая чуть пожелтела от томления в печи, к ним мягкая тушеная репа с чесночком и травами. На карасей смотрела фаршированная щука, порубленная порционными кусками. Деревянный поднос украсили разные виды расстегаев с мясом и грибами к бульонам, с рыбой к ухе, с рисом, луком, морковью и яйцом мясным супам и щам. Посреди стола парил огромный чугунок с томлеными в печи щами. В двух деревянных плошках оплывали от свежести отдельно сметана и желтое сливочное масло. Конечно же, традиционная русская закуска, квашеная капуста с клюквой, еще одна квашеная капуста с яблоками и свеклой, по соседству аппетитные, соленые, хрустящие огурчики. И, наконец, горка ноздреватых блинов, обложенная кручеными булочками с маком, сладким творогом и рядом золотистая горка побольше — пирожки с яблоками, ревенем, грибами, мясом, печенью, яйцом, луком и вишней.

Последний аргумент — объемную запотевшую бутыль самогону, выставил дровосек Васятка.

Аким, благостно улыбаясь, сглотнул слюни.

Тут же возникли окаянные зеленые буковки.

«Крепкий алкоголь понижает рейтинг игрока, влияет на моральную мотивацию выбора, снижает на 60%. Повышает расход энергии».

«А может ну его....», — подумал Аким, — «чего мне еще надо, стану дровосеком, буду вот с ребятами дровосечить. Буду жить припеваючи в тепле, сытый, обласканный. Ну и что они содомиты. А разве не люди что ли? Что я гомофоб что ли какой?»

— А симпатичный перехожий, Аки-и-и-м, — сладко пропел, потряхивая косичками на бороде, Петрунька, перегнулся через стол, подкладывая ему кусок повкуснее и пожирнее.

Он подсел к Акиму с полной рюмкой.

— А давай, Акимушка, с тобой на брудершафт выпьем!

— Ты мне смотри, ишь, на чужих мужиков засматриваться начала! Уж я тебя вожжами отхожу за такое! Вона над притоком на гвоздике висят, — ударил ладонью по столу Васятка

— Ой, отходи, Васенька, вожжами я люблю, накажи меня поскорее!

Это немного отрезвило Акима, ему захотелось плюнуть обоим содомитам в харю и заклеймить позором. Он насупился и сосредоточился на еде. Насытившись, он встал. Незаметно для хозяев обмакнул палец в сливочное масло.

— Ну, хозяева милые, спасибо вам, за хлеб-соль, за заботы ваши сердешные, но пора и честь знать. Пойду я, дорога дальняя, наверное, а мне поспешать надо. Вы мне дорогу на Пердуховку покажите только.

Васятка хитро улыбнулся.

— А мы не знаем. У старосты нашего надо спросить, у Митрия Пантелемоныча Киселева. Пойдем, покажу, где живет он.

Конюх быстро пошел вперед, к калитке. Тем более что буковки, на которые он наконец-то обратил внимание, мигали красным тревожно.

«Жопа в опасности!»