— Я вам очень благодарен… если не за свечи, то за внимание…

— Вот, вот, внимание! — с чуть насмешливой улыбкой подтвердил Халузев и тут же посерьезнел. — Вы единственный сын моего спасителя от лютой смерти покойного Петра Павловича Расковалова. Я должен был его волю выполнить.

Медленно пройдя через комнату, Никомед Иванович выдвинул ящик стеклянной горки, сдул пыль с того, что достал, приблизился к Павлу и молча протянул пакет из жесткой, сильно пожелтевшей бумаги. Впервые Павел увидел крупный, резкий почерк своего отца. Надпись на конверте гласила:

Павел поднял голову; Халузев смотрел в упор, точно подстерегал каждое движение.

— «Его благородию»?.. Кажется, право на это звание получали кончившие высшее учебное заведение. Отец был уверен, что я стану горным инженером?

— Веры не было, а надежда имелась, — слегка пожав плечами, ответил Халузев. — По надежде и сбылось.

— А если бы я не стал горным инженером?

— Все равно волю Петра Павловича я при случае выполнил бы. Прошу пакет вскрыть.

Перочинным ножом Павел взрезал конверт по верхнему краю, вынул сложенный вчетверо лист тонкой полотняной бумаги, пробежал взглядом по строчкам и почувствовал облегчение: почти ничего о матери.

Снова, уже внимательно, он прочитал краткую завещательную записку:

Ниже имелась приписка: