-Тогда.... Зачем все? Зачем этот спектакль, барон?
-А выговориться мне захотелось. Знаешь, Георгич, притчу о тростнике?
Альтамовский обреченно наклонил голову. Мысли о сопротивлении даже не возникало. В квартире они одни, а против барона не выстоять без оружия, видел он Стаца в деле, шансов нет. Но все-таки спросить напоследок надо. Иначе как-то глупо получается, не как в притче.
-Стац, ответьте - что же вы нашли? Что такого необычайного в этой "Розе"?
-Бессмертие я там нашел, Георгич - Стац приблизился вплотную к Альтамовскому, притянул к себе рукой, громко продекламировал, жарко дыша в лицо:
-"Бессмертие дарует Роза. Но обладать им не любому. Лишь тот, кто крови мертвеца испьет, в которой пламя розы гаснет и выдержит перерожденье, достоин век свой удлинить. Другим же - смерть!".
Внизу живота Альтамовского вдруг стало нестерпимо жарко, океан боли и огня ворвался во внутрь, слизывая жадным языком остатки дыхания.
Последнее, что увидел Альтамовский, был абсолютно трезвый и сожалеющий взгляд Стаца. Возникла и пропала последняя мысль: "Жалеет то он о чем?". И почему-то вся жизнь перед глазами не промелькнула и светлый тоннель не показался. Просто темнота и все.
На первый день никто не пришел. И на второй тоже. Самуил Ионович наверное поминает Яхве и ласково гладит себя по лысой голове, хвалит, что договорился со мной о выплатах на конец месяца. А я не пришел. И выплаты переносятся на следующий месяц. А ведь говорится в Торе "платить лучше завтра, ибо завтра иногда и не наступает". Или там так не говориться? Впрочем, мне нет разницы - говориться там или не говориться. Мне плевать и на Самуила Ионовича и на выплаты. Мне скучно и у меня грязная голова. Здесь очень много пыли, на нашем складе. Невероятно много. Она всюду. В углах, на полу, на широких спинах потолочных балок. На сосудах, огромных емкостях, неуклюжих газолиновых двигателях и медных трубках. И еще у меня на голове. Тонны пыли.
С раздражение потер друг о друга недавно вымытые ладони. И правда, чистые. После лазанья по углам, стенам, стеллажам и установки "сюрпризов" для долгожданных гостей, пусть и вымытый до скрипа, я все еще чувствовал себя грязным. А вот Ли хорошо. Сидит в тени истуканом и не тревожит его, не волнует, что рукав куртки в пыли, а на штанине пятно от жира. Пистолет чистит. Звякает частями механизма, масленкой булькает-брякает. Нашел себе занятие.
Я выдохнул несколько раз, глубоко набирая и медленно выпуская воздух. Высокая грудь шевельнулась, поднялась и опустилась, туго натягивая шерсть свитера. Ли покосился в мою сторону, умудрившись не повернуть головы и не шевельнутся. Козел.
Так, хватит стервозить, бери себя в руки.
-Ли, сделай еще чаю. Пожалуйста.
Ага, в седьмой раз. Верблюды на водопое умирают от зависти
-Хорошо, госпожа.
Нет, не хорошо. Плохо. Я нервничаю, психую. Это не ожидание. Это предчувствие. Муторное, тревожное. Сегодня все решится. Что решится, с кем решится, не знаю. Но решится. Чертовски жаль. Жалко всего, что мы натащили на склад, жаль затраченных средств, сил, времени. Все придется бросить без малейшего сомнения. А ведь какая шикарная идея была! Грандиозная, феерическая. И простая, как все гениальное. Икра на продажу. Икра всем и никто не уйдет обиженным. Любой ресторатор, любой трактирщик. Спасибо дедушке Ленину за счастливые мгновения НЭПа. Ха-ха. Покупайте икру, господа, покупайте. Черную и красную, по вкусу совершенно не отличимую от настоящей и стоящей копейки. Ведь вашим клиентам после пары графинчиков уже и не отличить будет продукт, а прибыль всем нужна.
Да, а вы почему про икру не верите? Условий нет и технологий в это время? Почему же? Я ведь здесь, значит, все есть. И разве не ели сами ни разу? Ели, ели. И желатиновую и куриную. Куриная лучше, кто спорит, но у меня была бы желатиновая. Вкус похуже, качество пониже, но яйца нынче чудовищно дороги. Извели куриц, уроды. А вот дешевый черный чай, молоко и растительно масло легко доступны. И храниться может замороженным, данный, гм, продукт, от пятнадцати до двадцати суток. А сама установка изготовления икры состоит лишь из термостата и гранулятора. Ну и нержавейки немного, да клапанов. Потом там еще подсоединяется компрессор или баллон с углекислотой и отсутствующий у нас электродвигатель. У меня на его замену есть газолиновый. Гремящий и воняющий. Еще он работает на холодильник, огромного размера и мерзкого синюшного цвета. Холодильник немецкий, "Grienold", на аммиаке. Трясется и гудит угроза экологии, но морозит исправно. Где я его взял - умолчу, иначе только о нем и придется рассказывать - история долгая, нудная и с интригой. Сейчас этот мастодонт отключен. Шум нам совершенно не нужен и в складе стоит почти гнетущая тишина, капает только в стороне, но этот звук мы уже не замечаем - привыкли. В этой тишине мирно спят пара обрезов охотничьих ружей в углах, зажатые в тиски и прикрытые сверху тряпками "астры" и еще одна штука, что не нравится даже мне самому. Последний шанс. Доводить до него глупо, но гнилой червячок беды мне нашептал, что без этого не обойтись. Сделали. Посмотрели, подумали и переделали. А то как-то ненадежно получилось. Верный "люггер" притулился рядом с правой ладонью, недобро косясь пустотой дула на пистолет-пулемет, что остался у нас после питерской эпопеи. Ревнует, мой мальчик. Оставшиеся от изготовления "штуки" гранаты я отдал Ли, тяжелые заразы, все-таки. Мы в полной боевой готовности, мы порвем любое количество незваных гостей или уйдем, я в этом совершенно уверен, но пальцы почему-то испуганно дрожат.
-Чай, госпожа.
-Спасибо, Ли.
Чай горячий, крепкий, обжигает губы и небо, но внутри меня по-прежнему холодно. И постоянное ощущение грязи. Или предчувствие?