– И?
– Я читала Стивена Кинга.
Николай Михайлович решил навестить Сергея Николаевича Белого в свой обеденный перерыв, расчитывая застать того, по крайней мере, вменяемым. Вечером заходить к нему не имело смысла. Если Даша рассказала правду об отце. Совершив заплыв в запой, запойный человек ныряет в него с головой и выныривать не торопится. Ему комфортно там, потому что нет потребности напрягать мозги. Отравленные алкоголем, они ведут борьбу с ядом и за разум не отвечают. И если яд выигрывает войну – летальный исход неизбежен.
Дверь в квартиру была открыта, но для приличия Николай Михайлович позвонил в дверь. Никто ему не открыл. Николай Михайлович толкнул дверь и вошел в прихожую. Позвал Сергея Николаевича. Тот не отзывался.
Николай Михайлович прошел на кухню. Отец Даши сидел за столом в тех же самых спортивных штанах и белой майке, которые были на нем в первую встречу с Николаем Михайловичем. Грязные волосы всклокочены, лицо опухло, глаза заплыли. Сергей Николаевич не спал, но, подремывая, покачивался, держась за бутылку на столе, как за поручень в автобусе, чтобы не упасть. В бутылке еще что-то плескалось. По столу был рассыпан пепел от сигарет. В этом пепле валялись надкусанные огурцы и куски хлеба. Пепельница в виде блюдца с трудом умещала в себе трупы окурков, которые, ложась друг на друга, возвели чуть ли не пирамиду Хеопса в миниатюре.
Николай Михайлович постучал кулаком в кухонную дверь. Сергей Николаевич перестал раскачиваться, с трудом разлепил глаза, уставился мутным взором на непрошенного гостя.
– Ты кто? – прохрипел.
Николай Михайлович назвался.
– А, это ты, – казалось, ничему не удивлялся Сергей Николаевич. – Сядь!
Николай Михайлович сел на табуретку за стол напротив Дашиного отца.
– Дочка у тебя? – спросил Сергей Николаевич.
– У меня, – кивнул Николай Михайлович.
– Трахаешь ее? – продолжал допрос Дашин папа.
– Люблю, – ответил Николай Михайлович.
– Это не одно и то же? – подумал вслух Сергей Николаевич.
– Не одно, – сказал Николай Михайлович.
– Знаешь, сколько ей лет?
– Знаю.
– И чё?
– Ничего.