– Да это я так, воображение тренирую, – с сожалением согласился молодой. – Представляю, разложим мы ее здесь...
– Но секс не отменяется, – процедил напарник. – Он просто переносится. Будет ей секс. И море любви, крошка, обещаем. Народ наш злой, будут любить тебя, пока не развалишься.
«Спасибо, мальчики», – чуть не сказала я, но не сказала, потому что меня грубо перевернули лицом к небу, и две противные рожи оказались совсем близко.
– Вяжи ей руки.
– Спереди? – удивился молодой.
– Нет, сбоку, – разозлился квадратный. – Конечно, спереди. На гору ты ее сам покатишь?
– Не-е, – догадался мускулистый (все мозги по мышцам растерял), – пускай своим ходом забирается. Мало нам печали.
Пока он скручивал мои запястья плотным кордовым шнуром, я обдумывала перспективы. Лишать меня жизни, судя по этой веревке, пока не собирались, но выход ли это из положения? На счету нашего отряда восемь трупов, включая вертолетчика, – в плане мести вполне достаточный повод «любить» меня до посинения. А там и не обрадуешься, что жива осталась. Да и долго ли я в таком темпе проживу, если «черные» получили приказ отстреливать спасательную группу?
Чертов Борька, убежал-таки. Куда мне теперь...
Возбуждение прошло, я отчаянно затосковала. Молодой закончил перемотку моих конечностей и поощрительно похлопал меня по щеке.
– Не печалься, любимая.
Квадратный отцепил от пояса рацию.
– Заимка, я двадцатый... Слышишь меня?... У нас баба... Сам ты каменный, живая, теплая баба. Ну, пока теплая... Нет, не из местных, откуда тут местные? От своих отстала... Да, да, в натуре, прочувствуй... Мы в квадрате 38-10. Дно оврага. Подавай борт на северный склон, там площадка в лопухах, увидят... Что?... Да знаю я, что он взорвался. Двадцатый, у тебя четыре вертушки, не морочь мне голову! Эта баба из тех, что его взорвали... Ч-черт. Ладно, поднимаем наверх, ждем, – квадратный задвинул антенну. – Придется тащиться с этой лахудрой обратно. Вертушки задействованы: Фирма высадила своих людей в сорок третьем квадрате, ищут самолет. Ох, чует мое сердце, будет заварушка... Ладно, Ручьёв с Коваленко где-то рядом, идут по обрыву – мы их встретим.
– А бабу куда? – живо поинтересовался молодой.
– На кудыкину гору, – огрызнулся квадратный. – На тросах поднимут. А нам с тобой, Полянский, дальше идти. Вдруг еще кто из гавриков отстанет? Ага, кисуля? – Квадратный ущипнул меня за щеку.
Я демонстративно отвернулась. Ничего я не поняла из вышесказанного, кроме того, что меня собираются, словно пушку через Альпы, куда-то вздымать на тросах. Бодренький денек выдался, нечего сказать...
Отчасти эту почетную перспективу подтвердил и младой, не совсем учтиво поднимая меня на ноги.
– Ну что, красотуля? Полетаешь?
– Да пошел ты, – не слишком уверенно заявила я. Потом подумала – и конкретизировала.
– Ох уж эта непосредственность, – хрюкнул молодой. – Научись сначала, а потом матюкайся. Ладно, давай пошла... – Я уклонилась, вильнув бедрами, и черный ботинок с железными крючьями для шнурков дал пенделя в воздух. – Ах ты, сучонка...