А вот из Германии явственно потянуло кровью. Теперь уже там разгорается пожар восстания. Многие рейнские дворяне пошли за Лютером, публицисты и памфлетисты-гуманисты подрывали устои политического устройства империи. Пока анабаптисты Мюнцера готовили радикальный переворот, в деревнях разгоралось пламя крестьянской войны… Карл V наконец решился, пора возвращаться, теперь он выбрал усмиренную Испанию в качестве центра своих владений, и готовиться перебраться сюда. Он вызвал в Вормс своего брата — молодого эрцгерцога Фердинанда, чтобы передать ему свое германское наследство: пять австрийских герцогств и все немецкие владения Габсбургов. Кроме этого, Карл устроил свадьбу брата с Анной, дочерью венгерского короля Людовика II, который, в свою очередь, женился на их сестре Марии. Затем он пригласил в Вормс уже отлученного от церкви Лютера, гарантировав тому неприкосновенность. Лютер пытался достучаться до короля, но тщетно, стороны к компромиссу не пришли. 26 мая Карл V подписал эдикт, по которому Лютер подвергался имперской опале.
Но мне все это постольку поскольку, все это фоновый режим, у меня свои дела. Шлю весточку отцу, заодно и разгружаюсь у сеньора Рамона Альвареса Чанки от какао бобов, ванили и хлопка. Мне необходима звонкая монета. Расспрашиваю сеньора Чанку о Севильских граверах, по легенде мне нужна новая печать. Естественно, посещать из предложенных вариантов, буду того, о ком сеньор Чанка высказался как о мутном типе. Узнаю также новый севильский адрес Доминика Гойкоэчоа, мне помощь не помешает. Долго плутаю по окраинам, но все же нахожу нужный дом, мои матросы заносят привезенный каучук и разгружаются. Доменик заметно посвежел, стал каким-то более ловким и дерзким, навыки нелегальной работы дают о себе знать. Там же я застаю уже и трех первых русских рабов, осваивающих производство, первые два негра работающих здесь ранее, уже перепроданы за океан, Доменик уже подумывает сменить и дом, где ведется производственная деятельность, одобряю его осторожность. Знакомиться с русскими буду позже, сейчас другие заботы. Давненько я не подвергался маскировке, в океане я не брился, теперь накладываю грим, ореховая мазь делает мою кожу смуглой, сейчас маскирую только лицо и кисти рук, на голову наворачиваю тюрбан, а специально подобранная одежда делает меня похожим на арабского купца. Отрезаю небольшие кусочки каучука, формирую из него нужные мне кусочки. Закладываю их за щеки, за верхнюю губу и маленькие шарики в ноздри, дышать теперь очень тяжело, но теперь меня и родная мать не узнает. Доминик провожает меня, страхует на всякий пожарный.
Посещаю не слишком щепетильного гравера. Я мавританский купец Ахмед ибн Абдаллах аль Мисри, из Марокканского Феса, прибыл в Севилью по торговым делам, а заодно проговорить вопросы, связанные с выкупом христианских пленных в Берберии. Мои многочисленные Гранадские родственники (христиане, но они же все равно остаются родственниками?) очень рекомендовали мне сеньора гравера, к которому у меня выгодное дело.
— Мне нужен штамп вот такой вот штуки — и я подаю граверу серебряный венецианский сольдо (шиллинг), в качестве образца — мои многочисленные жены очень любят носить на своих шеях мониста из золотых монет, а данные монеты им очень нравятся, плохо только, что они серебряные. Я же так люблю своих жен, что готов отчеканить множество монет из чистого золота. Может же быть у меня такая причуда?
Гравер скептически улыбаясь, заявляет, что он меня не в праве осуждать. Весь вопрос только в цене, мы договариваемся о сумме, выдаю мастеру задаток в две трети запрошенного. Узнаю о сроках работы, сожалею, что к тому времени мне уже придется покинуть Севилью. Конечно, мне могут передать штамп мои гранадские родственники, но этих новых христиан и так все подозревают во всех смертных грехах. Так что разрываю бумажку пополам, одну оставляю у себя, другую протягиваю граверу.
— Вот возьмите, к Вам пришлют мальчишку, он принесет мой клочок бумажки и оставшиеся деньги, отдадите ему штамп, а моя родня уже потом переправит его в Фес.
Дело сделано. Если все получится, организовать чеканку серебряных венецианских сольдо можно будет и непосредственно в Мексике. Выхожу из дома гравера иду по полутемным вечерним улочкам, меня догоняет Гойкоэчоа, хвоста сзади нет, натягиваю принесенный им плащ и широкополую шляпу вместо тюрбана. Без приключений возвращаемся к нему домой. Там я переодеваюсь, бреюсь, и долго оттираю краску с лица и рук крепкой водкой — «аква витой».
Теперь осматриваю производство Доменика. Дела идут, конечно, приходится действовать очень осторожно, мы затрагиваем интересы многих людей, но пока нашу тайну удается сохранить, а через полгода уже все перенесем в Мексику и там развернемся по полной. Так что сильно улучшать эту кустарную деятельность нет смысла, но я все же не удержался и делаю пару рекомендаций, как повысить эффективность процессов.
Теперь познакомимся с рабами. Приходят три угрюмых бородатых мужика плохо одетых, со следами рубцов и ссадин на руках и лицах. На вид всем от 25 до 35 лет. Жизнь раба в мусульманских странах не сахар, люди изматываются быстро, долго не живут. По-испански они почти не говорят, купили их менее месяца назад и привезли в Севилью всего как дней двадцать. Пытаюсь поговорить, русский язык за пятьсот лет здорово изменился, но меня более или менее понимают. Говорю, что я большой поклонник православной веры и всего русского, и выкупил их, чтобы дать им свободу. Но ее еще нужно заработать, так как я дал обет перед Господом выкупить на волю тысячу человек русской православной веры. Проклятые неверные ломят за каждого такого раба неимоверную цену, поэтому их долг поучаствовать в этом богоугодном деле. Каждый должен отработать на меня десять лет по найму, чтобы оправдать расходы, в вере ущемлений никаких у них не будет, буду платить им и небольшое жалование. Вероятно, что придется немного и повоевать с нехристями, год или два, но в рукопашные я их бросать не буду. Нужно мне, чтобы они освоили огненный бой, пушки и пищали. Далее я рисовал перед ними картины райской и счастливой жизни которая наступит в новых землях — былинном Беловодье. Но кто захочет, тех отправлю обратно на Русь.
— Больно, ты барин, лепо сказки сказываешь, как бы не пришлось нам потом горькими слезами, тебя послушавши умываться — хмуро заметил неформальный лидер русских рабов Ефим, крепкий кряжистый человек с бородой лопатой.
Выглядел он побольше и постарше остальных своих товарищей и многое повидал в своей жизни.
— Так какой у Вас выбор? — ответил ему я лучезарно улыбаясь — Живите, работайте, присматривайтесь, обманывать мне Вас незачем, крест бы поцеловал, да боюсь, что это не поможет, вера у нас несколько отличается, так что Вы мне все равно не поверите.
Кряхтя, мужики согласились поработать и присмотреться, а потом уже для себя делать соответствующие выводы.
Немного поговорили о жизни и о судьбе. Все мужики оказались рязанскими землепашцами, которые попали в плен в одном из многочисленных татарских набегов на русские рубежи. Затем обычная картина — Крым, самый большой рынок русских рабов в Кафе, проданы в Туретчину в Стамбул, оттуда в Египет. Дальше их перепродали к арабам в Алжир, где они и были выкуплены через испанский Оран. Мусульмане обращались с ними с лютой ненавистью, нещадно били, всячески унижали, ломали человеческое достоинство, заставляли работать на износ. Пророк Магомет никогда не запрещал рабство, и издревле известно, что хозяин может делать со своим рабом все, что ему захочется…
Всем этим мусульманским принцам и эмирам ох как нравятся рабы… И не только для того, чтобы заполучить свежее мясо для своих гаремов, или удовлетворить свою вечную звериную похоть и понасиловать девочек… Нет, дело тут в другом — это скорее историческая традиция, врожденная необходимость чувствовать себя выше, чем остальное человечество. Несмотря на все их фонтаны и дворцы из золота, несмотря на пару сотен жен и полный дворец льстецов, все эти шейхи вечно страдают комплексом неполноценности.
Причина? Религия, которая превратила их из грязных пастухов, живших по законам варварства и дикости, в могущественных хозяев этого мира, кто в состоянии угрожать всем цивилизованным народам. Но все равно они ощущают на себе такие взгляды, как если бы люди вокруг них смотрели на ярмарочную мартышку. Если перекрыть им поток рабов, то они просто умрут от голода. А тут к их услугам наивысшее наслаждение властью, которое может испытать человек, когда он становится абсолютным, без каких либо моральных и физических ограничений, хозяином жизни других человеческих существ, когда он может распоряжаться ими по своему усмотрению: кормить, когда в голову взбредет, убивать, когда надоедят. Некоторые покупают специально молодых мужчин, сильных, выносливых, хороших бегунов, чтобы затем устроить охоту на них, будто это какие-нибудь антилопы!
Ефим работал помощником кузнеца, другой бывший раб Иван, худой мужчина с впалой грудью и опущенными плечами был помощником гончара, а третий Федот разнорабочим. Но все они, как и всякий русский крестьянин в то время были мастерами на все руки, настоящими многостаночниками: кроме крестьянского труда на земле и уходу за скотиной, все были прекрасными плотниками, работали как топором, так резали по дереву, умели починить все предметы крестьянского хозяйства от плуга до прялки, работали по коже, умели плести веревки и сети, строить избы и еще владели множеством нужных профессий.
Поговорил по-русски, и даже ностальгия замучила. Если не удастся моя авантюра с Мексикой, то, наверное, нужно будет подаваться на Русь. Конечно внешность у меня сейчас не самая подходящая, но там охотно принимают всех подряд, начиная от татар и до армян и грузин, так что мое смуглое лицо там никого не удивит. Но с другой стороны и там сейчас тоже не сахар, магометане татары с турками жмут с юга и востока, а католики поляки с немцами с запада. Резня идет страшная, тем более, что только отец нынешнего князя Василия III, Иван III объединил русские княжества, захватив Новгородские земли (правда, при этом отдав Норвегам Северную Норвегию, Керкенес и Варангер фиорд, до этого принадлежавшие Новгородцам) и республику Вятку. А до этого была привычная картина, когда при междоусобице очередной князь: «взял его волость и всех жителей посадил на меч.»
Но меня интересует, прежде всего, моя малая Родина. Я знаю, что город Черкасск уже существует. 1517 годом (четыре года назад) датируется купчая на дом в Черкасске купленная казаком Жученковым у одного из татарских князьков. Вообще то русские живут на Дону еще со времен скифов. Восточно-римский историк, описывающий набеги скифов на Константинополь, записал приветствие скифов греческими буквами. Это русское слово: «здравствуйте». Хорошо, допустим, что эти скифы были аварами, в войске которых было много славян. Но существует древнегреческая гемма, хранящаяся в Берлинском музее, которую ученые относят к I веку до нашей эры (времена Танаиса). Любой желающий может найти ее фотографию в интернате и прочитать надпись греческими буквами на русском языке: «А ни дверри отверри, ей тени ехан неби» (не отворяй дверей, ее тень съехала с неба).
Кстати, Тана, как зовут этот город западные народы (греки и итальянцы) или Азов (Ас-кала крепость Асов или Ясов, иначе называемых Аланы), как называют этот город восточные народы (персы и турки), так же известен с глубокой древности. Раскопки произведенные советским археологом Артамоновым в Северном Причерноморье указывают, что во времена Хазарского каганата русских проживало в этим местах намного больше, чем в то же время на территории бедующей Киевской Руси. Многие сюжеты из древнерусских былин, например, белокаменные города относятся к донским крепостям из белого известняка. Так что по времени Донская Русь намного опережает Русь Киевскую.