Большая иллюзия в том, что созависимый – это «взрослый» рядом с зависимым. Он взрослый рядом с тем и в жизни того, кто беспомощнее его (виноватее, потеряннее, меньше, «хуже» в его представлениях), в своей же собственной жизни созависимый не знает, ни чего он хочет, ни куда ему двигаться, ни где его границы. «Почему ты не бросаешь его?» – часто спрашивают жен алкоголиков. И вы услышите много ответов и про детей, и про то, что он без меня умрет, и много еще чего. Но никогда не услышите правды: «Я не знаю, как жить свою жизнь. Я не умею жить, не спасая его, не страдая от него, не жертвуя всем для него. Рядом с ним я знаю, кто я».
Двое потерянных, ненаполненных, эгоцентричных детей (что абсолютно нормально для детей, но ненормально для взрослых), вынужденных делать вид, что они взрослые люди. Маленькие нарциссы, самоутверждающиеся друг за счет друга, переполненные виной и стыдом, не умеющие признавать свои ограничения и ошибки. Двое, которые в этой встрече полярностей могут друг через друга вырасти, каждый признав недостающее в себе, но в итоге способный только уничтожать в другом то, что потеряно у себя.
Пожалуй, сложнее всего нашему сознанию вместить двойственность, даже скорее многомерность, мира (отсутствие «хороших» и «плохих», «правых» и «виноватых», «добрых» и «злых»).
Принятие сложной картины реальности, где «добрый» в том числе «злой», «плохой» в том числе «хороший», а «виноватый» много в чем «прав».
И, наверное, столкнувшись с зависимостью (своей, близких, знакомых), эта сложнопомещающаяся – отчаянно желающая расщепиться на воюющие части – двойственность (как внутреннего, так и внешнего мира) наиболее ярко проявляется.
К зависимому есть доля сочувствия, но одновременно понятное возмущение оттого, что он ведет себя инфантильно и пользуется другими.
Созависимый, безусловно, страдает, но, выбирая страдание вместо решений, способствует употреблению.
И тот и другой хотят помощи, но исключительно такой, какой они ее себе представляют, удобной и понятной им, не требующей непривычных усилий.
Зависимый не виноват (не выбирал быть зависимым), но несет полную ответственность за приносимый себе и близким ущерб. И «это сильнее меня» – вообще не аргумент, если нет последовательных действий, направленных на взятие заболевания под контроль.
Из них двоих открыто агрессивно ведет себя, как правило, зависимый, но, как известно, агрессии в системе всегда поровну, просто у созависимого она часто в пассивной, обвинительно-страдательной форме.
Созависимый не виноват как в зависимости партнера, так и в своем когда-то выборе, но несет ответственность за выбираемые на сегодня стратегии нахождения рядом.
И «я хочу ему помочь» – тоже не аргумент, если помощь заключается в родительстве над зависимым, тогда как нуждается зависимый ровно в противоположном, о чем сильно не хочется услышать.
Созависимый уверен, что вся проблема в зависимости, но, когда зависимый начинает выздоравливать, именно созависимый нуждается в помощи, потому что не умеет жить, не спасая.
Зависимый демонстрирует, что ни в ком не нуждается, хотя внутри тоскует по близости. Созависимый, кажется, не может жить без слияния, но на самом деле давно задыхается без отдельности.
Зависимый частенько делает вид, что ему все равно, хотя внутри считает себя виноватым во всем. Созависимому отчаянно не все равно, но внутри зачастую он также считает себя виноватым во всем.
При этом внешне зависимый обвиняет созависимого, что все дело в нем. Созависимый обвиняет зависимого, что все дело в нем. А дело-то как раз в этой самой вине, не позволяющей каждому отвечать за себя, а не объяснять себя другим или чувствовать единоличное влияние на всю систему.
И вот если разрешить себе расшириться до отсутствия «хороших» и «плохих», «правых» и «виноватых», «добрых» и «злых», то получится встретиться с отчаянием и бессилием, в которых захлебывается система и от которых так напряженно бегут оба ее участника.
Крах, тупик, тотальное разочарование и горе, где много боли и злости, но нет виноватых, а есть лишь невыносимое, кажется, непоправимое здесь-и-сейчас. Выход, как ни странно, именно там, на дне. Глубже расщепления, где руки уже опущены, суперэго раздавлено и войны (с собой, с зависимостью, с партнером) окончательно проиграны…
Ведь в мире «хороших» и «плохих» людей, претендующих на сверхсилы, существует только самообвинение и самонаказание, а в мире обычных людей, много в чем ограниченных и бессильных, – самосострадание и милосердие.
Глава 12. Страдание