Дело идет, по сущности, лишь о правительственном доверии в расширенных размерах и лишь к личным достоинствам и трудам на общую пользу вместо пристрастия к особым, исключительным родам. Неравенства всегда останутся громадными, но в направлении не застоя или одного прошлого, а в сторону передовую — приспособления и уразумения обязанностей, а не одних только прав или привилегий. При этом отпадает без новых передряг, кроме уничтожения сословных различий⁴⁵, не только прежнее высокомерие в отношении к исполнителям механической работы, особенно если она ведется при общих потребностей и целей (так как такая работа, подобная солдатской, не может совершаться правильно без надлежащего общего внутреннего усилия), не только кичливость умственными или эстетическими упражнениями, если они ничего не дают массам (так как такие упражнения в огромном большинстве случаев совершаются с механической последовательностью, по путям, уже указанным), но и наступит возможность взаимного братского уважения и доверия, которые у Конфуция выражены в понятии о «церемониях», а Европой после XVIII века — в требовании «равенства». Когда массам не доверяют, они мало-помалу и невольно сами обучаются недоверию.

Этими «общими местами», или, если угодно, «жалкими словами», необходимо было мне предварить свои заветные мысли, относящиеся к промышленности, потому что без этого остались бы, как я думаю, отчасти непонятыми следующие мои исходные положения, которые мне кажется лучшим вначале формулировать, а лишь потом развивать те из них, для которых это покажется мне надобным; доказывать же каждое из них считаю просто невозможным, потому что для того нужны целые тома.

1. Промышленности нет ни у каких животных, даже самых близких к людям по внешности, хотя и животные собирают запасы, строят себе жилища, дороги и т. п. и обмениваются услугами, т. е. промышленность как государственное устройство и как наука составляет одно из сложных и высоких по значению людских изобретений, требующих большей разумной опытности, чем, например, скопление в семьи и общины (кланы), войны, переселения и т. п. Первая ступень — сельское хозяйство.

2. Зародившись из обдуманных навыков в удовлетворении насущнейших личных и семейных, сперва материальных, потребностей, внушив уразумение великого значения принципа «разделения труда» или его специализации и послужив прямым указателем выгодной преимущественности всякого обмена услуг и торговли, промышленность была и будет одним из важнейших внешних двигателей всех успехов умножающегося человечества, хотя во главу взаимных людских отношений становиться ей так же мало подходит, как науке, искусству, воинству и священству, хотя и они составляют постепенно сложившиеся специальные виды людского развития, содействующие как общению людей, так и их прогрессу.

3. Начинаясь добычею природного сырья, обрабатывая его затем при помощи пользования видами природной энергии, доставляя как сырье и энергию, так и продукты производства от мест их нахождения к местам потребления или спроса и стремясь применять во всех этих случаях способ свободной мены, промышленность, понимая это слово в широком смысле, не только постепенно связывает людей общими интересами, но и прямо стремится к мирному течению всех дел между людьми как внутри государства, так и между государствами.

4. Пользуясь при добыче сырья и применении сил или энергий природы ее законами, полученными из простой любознательности при искании истины, промышленность стремится всеми способами приноровиться к науке, а ей сверх идеальных ее целей показывает чисто реальные. Поэтому науки, так сказать, дружат с промышленностью, и они совокупными усилиями хлопочут, как могут, об «общенародном благе».

5. Производя свои товары для пользования других людей (и только в их числе и чрез их мену для личного пользования), промышленность принадлежит к тому разряду людских действий, который должен быть явно отличен от эгоистических и причислен к альтруистическим, хотя вопросы нравственные или моральные при установлении промышленности не играют прямой роли.

6. Промышленность, подобно питанию, составляет потребность численно возрастающего человечества, а потому не может быть считаема или почитаема ни как добро, ни как новая форма зла, ибо она составляет естественную необходимость в отношениях между природою и умножившеюся совокупностью людей, а, покоряя природу, по своему существу назначается для служения людям. Что хлеб для жизни отдельного человека, то промышленность для жизни скученных людских масс. При умножении числа людей должны умножиться как добыча питательных веществ, так и число, качество, количество и объем видов промышленности, которая постепенно овладевает и самою добычею питательных веществ, содействуя их обмену, как видно уже из того, что в странах с развитою промышленностью таких общих голодовок не бывает, какие свойственны начальному быту. Добро и зло могут быть, конечно, и в промышленности, как бывают во всех людских действиях, но преобладание добра над злом в промышленности тем обеспеченнее, чем более она основывается на свободном, открытом соглашении, подлежащем общему суждению и суду, и вообще, чем более совершенно организуется. Как один из позднейших видов людских отношений, промышленность еще подлежит многим дальнейшим усовершенствованиям, которые в ней тем легче совершать, что она есть вполне дело рук человеческих, мыслей и соотношений. В переделывающих ее частях (фабрики и заводы) это совершенствование во всех отношениях удобоисполнимее, чем в добывающей промышленности, например сельское хозяйство, явно ограничено количеством земли, а горное дело — запасами земных недр.

7. Промышленность, умножающаяся с возрастанием количества и качества потребностей, вызывает рост «изобретательности», т. е. нахождения новых способов удовлетворения всяким старым и новым потребностям с наименьшею затратою всякой работы и труда, т. е. с наибольшею дешевизною. В этом направлении она имеет свои идеалы, состоящие в достижении всеми наибольшего удовлетворения всяких потребностей при наименьшей затрате механической работы, производимой людьми, с возложением по возможности всех усилий этого рода на внешнюю природу, умножая лишь людской труд умственных усилий, внимания и предусмотрительной расчетливости, чрез что труд не только возвышается в своем общем значении, но и облегчается, открывая возможность общего довольства не только при прежнем количестве лиц, но даже и при умножении числа людей, что немыслимо было бы без развития промышленности в указанном направлении. Даже такие сравнительно малые изобретения, как швейная или пишущая машины, избавляют людей от массы работы, труд облегчают, ускоряют и улучшают.

8. Понимаемая даже в узком смысле слова (т. е. без всей добычи и торговли) промышленность все же повсюду является кормилицею прибывающему и развивающемуся человечеству, потому что добыча неизбежно потребных начальных, особенно питательных, продуктов постепенно упрощается, становится все более и более обеспеченною и требующею все меньше и меньше рук на ту же массу сырых продуктов, а от этого являются избытки незанятых людей (босяков), промышленность же дает им полезный для других труд, а от него и прокармливающие заработки. Для умножающегося человечества «заработки» столь же необходимы, как «хлеб», потому что на заработки можно купить хлеб, и если сельское хозяйство преимущественно удовлетворяет последней потребности, то промышленность — преимущественно первой. Притом прибывающему человечеству во многих странах уже недостает земли для труда. Исторически и во всех прочих отношениях один вид промышленности (добыча и, в частности, сельское хозяйство) теснейше связан с другим (переделывающею или фабрично-заводскою промышленностью) до такой степени, что всякое их разъединение, а тем паче всякое их противоположение должно считать не только дело затемняющим, но и вредным для правильного понимания существующих ныне соотношений. Предстоящая человечеству жизнь все более, полнее и очевиднее станет промышленною, хотя начальная вовсе ею не была. На ту часть промышленности, а именно на фабрично-заводскую ее долю, на которую чаще всего сыплются разнообразные нарекания, по существу следует смотреть как на естественнейшее явление роста, подобное появлению волос, например, на усах и бороде, чего сначала, в детстве, не бывает. Бестолково роптать на это, а в явлении том необходимо видеть наступление других, новых потребностей возрастающего организма. Если с вырастающими новыми волосами и хлопотливее, и даже вероятнее загрязнение, это не оправдывает нареканий, не придает им разумности, а только увеличивает заботы о чистоте и о правильности в удовлетворении вновь появившихся естественных потребностей. Известная же степень оптимизма обязательна в отношении ко всему естественному потому уже, что пессимистическое хуление естества не изменит его, как дела Божеского, а оптимизм даст возможность сознательно отнестись к наступившему новому положению вещей, а потому и ко всему дальнейшему росту. В этом смысле отыскание добрых или полезных для человечества сторон продолжающегося до бесконечности промышленного роста гораздо более обещает, чем простое хуление его или одно нахождение его недостатков, которые должно, однако, видеть и отыскивать средства для их возможного устранения. Этим определяется все мое личное отношение к промышленности, понимаемой хоть в наиболее узком смысле слова, не говоря уже о наиболее широком, который содержит все совершаемое по добровольной мене или, если угодно, за плату по товарам или по услугам. Надо же признать, что и землевладелец, нанимающий рабочих и продающий продукты или сдающий свою землю в аренду, — промышленник не в меньшей мере, чем купец или банкир, ссужающий деньги.

9. Понимая промышленность даже в узком смысле слова, т. е. имея в виду лишь переделывающуюся долю, скопившуюся в ремеслах, на фабриках и заводах, все же сверх естественности ее возникновения и существования должно видеть глубокую и благую связь ее с государственным устройством и с течением истории жизни людей, т. е. с наиболее чистыми и священными частями истинного консерватизма, который, прежде всего, состоит в сохранении человечества, в устранении поводов к гибели его частей и в продолжение их естественного развития. Оставляя в стороне сюда не относящуюся и еще не законченную историю возникновения из раздробленных семей и общин более или менее обширных государств⁴⁶, нельзя не видеть, что в настоящее время промышленные отношения, основанные на мене и достатке, занимают одно из первейших мест как в жизни отдельных государств, так и в их взаимных соотношениях, так как законодательная работа, составляющая видимый центр деятельности современных государств, сосредоточивается всюду преимущественно на промышленных отношениях и вопросах, которыми более всего наполняются парламентские и им подобные обсуждения. В наше время даже большинство войн явно или скрыто определяется промышленными отношениями стран, особенно если к их числу присоединить и добычу сырья на занятой территории. Даже в таких понятиях великой государственной важности, как свобода и справедливость, яснее, реальнее и отчетливее всего выступают промышленные вопросы: о свободе промышленного труда без особых привилегий по происхождению и о справедливости в распределении достатков по соответствию с количеством и качеством затрачиваемого на общую пользу труда, что составляет один из центральных вопросов всей промышленности, имеющих непосредственные точки соприкосновений с вечными вопросами общественной и индивидуальной нравственности⁴⁷. Такими путями промышленность, вызванная заботами о благе общем, тесно и явно связывается с государственностью, которая, прежде всего, по современным понятиям, назначается для удовлетворения тем же заботам об общем благе. Государство преследует эту цель во всем ее объеме, а промышленность — прежде всего со стороны материальной, без которой ни энергия, ни дух не действуют и даже умом не постигаются.

10. В промышленности, понимаемой в любом из обычных смыслов, сверх природных веществ и сил и сверх приложения к ним разных форм и видов людского труда неизбежно необходим капитал не только для приобретения или найма земли и сырья и для оплаты трудового заработка участникам производства (ранее возврата стоимости продажею), но и для обзаведения предварительно заготовляемыми орудиями и условиями, необходимыми для переработки, например, для подготовки земли, возведения зданий, приобретения двигателей и переделывающих приборов (снарядов, орудий, станков и т. п.), для первоначального обучения надлежащим приемам всех участников (так как для выгодности сбыта необходима согласованная заранее организация всех частей сложного дела) и, наконец, для обоснования при помощи кредита торговых оборотов при сбыте производимых товаров. В этой великой потребности капитала скрыты главные особенности промышленности, причина ее позднего и трудного возникновения, а также поводы к множеству господствующих нареканий и недоразумений, существующих в отношении к делам промышленного свойства, и способы выхода из существующего здесь положения вещей. Понятие о капитале принадлежит к числу растяжимых, и я избегну его рассмотрения, а только напомню три его основных качества, пользуясь которыми легко можно постепенно сокращать худые стороны капитала, расширяя хорошие.

1) Происходя от перевеса трудовой добычи над непосредственно потребляемым и сохраняемый (сберегаемый) прежде всего ради обеспеченности предстоящего существования против неблагоприятных случайностей в будущем, капитал составляет продукт разумности прошлого времени, что служит не только к возрастанию разумной предусмотрительности вообще, но и к укреплению исторической связи современных поколений с прошлыми. Приобретенная земля, построенный дом, устроенная фабрика, заготовленное орудие и т. п. составляют капиталы не только потому, что могут быть проданы, ибо спрашиваются и другими, но уже и потому, что облегчают обеспеченность в будущем, будучи устроены в прошлом. В этом смысле капиталы, а чрез них и промышленность, ими пользующаяся, представляют немаловажную историческую особенность жизни частных людей, а чрез них и общества, т. е. в них реально консервируется прошлое, обеспечивается настоящее и подготовляется развитие предстоящего.

2) Так как капиталы состоят из разнороднейших непотребленных, всеми спрашиваемых ценностей, то они подлежат обмену и поэтому могут быть выражаемы деньгами как знаками или общими товарными единицами мены труда, и выражают собою степень богатства, а так как произведенное, но непотребленное, очевидно, может возрастать, то могут существовать все степени богатства народного и нет видимого предела для накопления капиталов, тогда как прирост природных условий труда, например земли, руды, вод, лесов и т. п., имеет реальный и непреодолимый предел. Это все зависит от того, что капитал как труд есть дело людского развития, а не природное. Голландия богата, несмотря на природную свою бедность, Россия же, как Китай, бедна, несмотря на природные свои богатства. Поэтому первейшую и настоятельнейшую обязанность правительств составляет скопление всех условий для возможности и возбуждения в народе усиленного труда, накопления капиталов и возрастания богатства. Просвещение, промышленность и организация управления назначаются, между прочим, для этой реальной цели.

3) Выражая капиталы в деньгах, легко видеть, что они могут или скопляться у отдельных собственников, как земли у крупных землевладельцев, или разделяться до бесконечности, что в промышленности выражается или в единоличных предприятиях, или в разнообразнейших формах предприятий на сборные капиталы, начиная с акционерных до артельных или кооперативных, подобных потребительным и производительным товариществам. С исторической точки зрения вся промышленность, особенно переделывающая, началась с раздробленных, мелких, единоличных, так называемых ремесленных, или семейно-кустарных, предприятий, но под влиянием капиталов, ранее скопленных землевладельцами и торговцами, постепенно в большинстве производств перешла в крупные единоличные и акционерные предприятия, легко могущие более или менее своекорыстно монополизировать производство к вреду как потребителей, так и участников промышленного труда, и хотя крупные землевладельцы, преимущественно аристократы, дали первый образец такой монополизации, они же, соединившись с неразумными социалистами и анархистами, сильно и отчасти справедливо восстают против этой новейшей формы промышленной эволюции, ближайшим поводом к чему более всего служит то обстоятельство, что во многих странах капиталисты приобрели большую долю того влияния на правительственные сферы, которое прежде принадлежало преимущественно крупным землевладельцам. Выход из такого современного положения вещей, принимая во внимание великое значение промышленности для блага народного и прогресса, должно видеть помимо всяких переворотов не только в том, чтоб устранять от влияния на управление страною всех монополизирующих труд крупных землевладельцев и капиталистов, но и особенно в том, чтобы всемерно содействовать уменьшению самой возможности монополизации как земель, так и капиталистических единоличных промышленных предприятий. Сравнительно легкая возможность возникновения (особенно в странах с еще не выросшею промышленностью, какова Россия) новых крупных промышленных предприятий при помощи сборных капиталов, а в особенности кооперативных, дает здесь выход более легкий, чем в землевладении, так как новые земли не всегда возможно получить даже за крупный сборный капитал. Притом, как подробно указано в гл. IV над примером С.-А. С. Штатов, заработки участников переделывающей промышленности возрастают, давая возможность скоплению мелких капиталов, а барыши предпринимателей сбавляются, через что открывается возможность кооперативных предприятий самих участников в переделывающей промышленности. В такой эволюции ясно сказывается способность капиталов к дроблению и скоплению, и, в этом, по мне, должно видеть полную и сравнительно (с землевладением) скорую возможность устранения главного зла в переделывающей и торговой промышленностях, как в выкупе земель от крупных землевладельцев — искупление зла земельного аристократизма, ибо капитал в промышленности играет почти ту же историческую и народную роль, как земля в сельском хозяйстве.

Таким образом, скопленный капитал, составляя основной нерв видов промышленности, по своему существу много содействует обеспеченности и всему благу народному и находится в исторической связи с развитием видов народной обеспеченности и с накоплением богатства, но, начавши действовать лишь сравнительно недавно — всего одно или два столетия, капитал еще требует многих разумных общественных и правительственных усилий для того, чтобы при помощи его не возникали виды монополизации потребителей (возвышение цен товара) и производителей (понижения ценности труда участников), что, по всей видимости, полнее всего может быть достигаемо кооперативными предприятиями промышленно-торгового характера.

11. Промышленность, удовлетворяя реальным общественным потребностям, в то же время отвечает и личным, потому что участие в ней — по крайней мере, в странах с некоторым развитием современной просвещенности — свободнее, чем в большинстве иных дел людей, и потому еще, что в ней необходимо участие множества лиц с разнообразнейшей подготовкой и со всевозможными склонностями, начиная от простых рабочих, способных лишь к механической работе, до научно или общественно сильных руководителей, так что в ней неравенства отдельных личностей столь же сильны, как во всех прочих людских делах, и специализация дает свои несомненные преимущества, равно как честность, усидчивость, талантливость, смелость и более всего образованность. Это сочетание общего с личным более всего делает промышленность делом передовым или прогрессивным, а более промышленные народы — наиболее сильными во всем отныне и впредь.

Вышеуказанные общие черты, выяснившиеся для промышленности лишь сравнительно недавно, мне кажутся достаточными для того, чтобы далее не останавливаться вовсе над какими бы то ни было огульными ее осуждениями, увы, еще очень нередкими, и прямо утверждать, что во всех странах, желающих двигаться вперед, нельзя не только предоставить ее течение случайностям, но и обязательно необходимо особое попечение о промышленности, понимая тут под этим словом, конечно, и сельское хозяйство, и торговлю, и перевозку, и всякую стройку — словом, промышленность в широком смысле слова. Для выяснения вопросов, сюда относящихся, требуется затем, по моему мнению, разобрать нередко смутные понятия о производителях и потребителях да о покровительстве (протекционизме) и свободе (фритредерстве) промышленности, что я и постараюсь вслед за сим выполнить в наиболее кратком виде, как умею, предполагая лишь затем обратиться, в частности, к промышленности России.

Были и, конечно, останутся даже между взрослыми такие же чистые потребители, каковы дети, в виде лиц, все необходимое от других получающих, а ничего другим не дающих⁴⁸, но их должно рассматривать, подобно детям, как явление недоразвитости или подготовки к норме, состоящей в обмене разных услуг или ценностей. Это не пресловутое «око за око, зуб за зуб», в котором слышится не только злоба, но и крайнее стремление к внешне реальному равенству, чего нет и следа в мене, господствующей при более развитом и мягком промышленном строе. Каждый потребитель, в сущности, должен при этом строе быть и производителем: одно производит, другое спрашивает и потребляет, т. е. одно получает, давая другое или непосредственно, или для сокращения хлопот сперва превращая его в деньги, которые, в сущности, такой же реальный товар, как и хлеб или полотно. Если промышленность понимать в широчайшем смысле слова, т. е. причислять к ней и все личные труды и услуги, совершаемые за вознаграждение, то чистых потребителей в строгом смысле останется мало, почти все окажутся в то же время и производителями, т. е. происходит лишь мена. Без хлеба, одежды и жилища, конечно, и жить нельзя, а без табаку или свечей, без военных или учителей, без писателей или чиновников жить все же можно, но в том-то и дело, что при умножении человечества и облегчении способов добычи хлеба, одежды и жилищ на всех людей не хватит доли этой добычи, а прочие потребности нельзя удовлетворить помимо этих военных, учителей, писателей, чиновников и тому подобных производителей новых, сверх животных, чисто людских потребностей. Считая потребителями всех последних, явно впадают в ретроградство, не подозревая того, что животное ставят выше человека. В современном человеческом смысле, поэтому следует к словам «производитель и потребитель» непременно прибавлять, по отношению к чему сказано слово: к хлебу ли и т. п., или к тому духовному, что сказалось когда-то преимущественно в священстве и аристократизме, а теперь ярче всего сказывается в чиновничестве, коренном и выборном, в войске и представителях наук и искусств. На них сбивается мысль, бродящая в поисках за лучшим и не раз попадавшая в дебри мечтательности и ретроградства. Мои мысли, сюда относящиеся, останутся, однако, совершенно невыясненными, если, во-первых, не видеть во всем указанном такого соответствия, которое должно считать прямо эквивалентностью, потому что потребление не может быть без производства; балансы обоих приравниваются, если капитал, т. е. избыток и остаток непотребленного, назначаемый для облегчения и усиления дальнейшего производства, причислить к потреблению. Отсюда уже видно второе следствие: благо народное, все его богатство и все будущее определяется не столько развитием потребления, сколько ростом производства ценностей и потребностей, или полезностей. Мысль эта сложна и в то же время легкообъемлема до того, что я предпочитаю и не развивать ее подробнее, ожидая того, чтобы сама жизнь указала ее истинный смысл. Потребительство, доводимое подчас даже до истребительства, свойственно и животному и всему начальному быту людей, умеющему истощать, обирать и все требовать, а производительство умеет отвоевывать и от пустынь условия лучшей жизни, создает, а не разрушает запасов, не истребляет, а потому производительная часть деятельности много важнее потребительной для «блага народного».

Здесь мы подходим к жгучему вопросу об отношении правительств к промышленности. Древность считала, как считают до некоторой степени манчестерцы и поныне, дело промышленности вольным, предоставляемым личному соперничеству (конкуренции) и только для иностранной торговли делала кое-какие исключения, почитая ее в числе «внешних» сношений, заведываемых правительством. Формулу «laissez faire», вообще отвечающую передовому призыву к свободе, стали понимать как полное невмешательство правительств в промышленно-торговые отношения. Отсюда произошла и приобрела, особенно в середине XIX в., громадную силу школа «free trade» («свободный рынок», т. е. фритредерская), и до сих пор еще господствующая в английском представительстве. Цельная обаятельность ее внушений нарушилась, прежде всего, во внутренних промышленных отношениях между предпринимателями и рабочими, так как пришлось при помощи правительственных инспекторов регламентировать многие стороны отношений фабрикантов и заводчиков, как к нанимаемым рабочим, так и к окружающему населению. Обаятельность фритредерства, ведя свое начало от Адама Смита, Кобдена и тому подобных талантливейших мыслителей, зависела преимущественно от того, что внешнее могущество и внутреннее богатство Великобритании вместе со «свободою торговли» стали быстро и для всего мира явно возрастать. Это совпадение нисколько не случайно, а зависит преимущественно от того, что свободную внешнюю, т. е. исключительно морскую торговлю стали в Англии проповедовать и применять лишь тогда, когда прежде того два столетия укрепляли эту торговлю сильнейшими и исключительными покровительственными мерами (протекционизмом) английскому мореходству («Навигационный акт» 1651 г.) и довели его преобладания во всем свете над мореходством других стран, затем от того, что переделывающая промышленность к тому времени была развита в стране уже до того, что занимала и кормила большую часть жителей и требовала сильного вывоза, так как далеко превышала внутренний спрос, и, наконец, от того, что уже тогда внутреннее производство хлеба, мяса и тому подобного сельскохозяйственного сырья, несмотря на явные усовершенствования, было недостаточно и требовался ввоз, от свободы которого выигрывало большее число жителей, чем то, которое теряло от невыгодности многих частей сельского хозяйства. Словом, время для введения свободы внешней торговли и для ее пользы на благо своего народа выбрано было англичанами отличное. Из примера Англии и из ему подобных (в Бельгии, Франции и др.), конечно, вовсе не следовало, что все зависело только от принципа свободы, вложенного в учение фритредеров, как стали в начале последней половины XIX в. повсюду проповедовать преимущественно благодаря блестящей защите этого учения Бастиа, и если бы для противовеса не выступили вслед за германскими (Лист и др.) и американскими (Кэри и др.) начинателями проповедники промышленного национализма, фритредерство долго бы владело умами, к великой выгоде Англии и вообще стран, успевших уже довести до избытков свое внутреннее промышленное производство и занять свое место в выгодах мировой торговли.