— Прости, малыш. — Она снова обнимает его.
Это ненормально — ревновать к коту, но вот я здесь, метаю в него невидимые кинжалы одним взглядом. Он делает тоже самое.
— Итак, ты нашел что-нибудь в трейлере? — спрашивает она.
— Да. — Я бросаю на Бентли еще один свирепый взгляд и достаю фотографию из кармана. — Ты помнишь, где была сделана эта фотография?
Она садится, и Бентли убегает к краю кровати.
— Это было в прошлом году на ярмарке, недалеко от набережной. Ну знаешь ту, с большой желто-фиолетовой палаткой, которую они поставили?
— У Барнаби.
— Да. — Она кивает. — Было так весело! Боже, я думала, меня стошнит, когда мы оказались на вершине колеса обозрения. Не знала, что ненавижу высоту, пока мы не поднялись на вершину. — Она морщится. — Но Ксанни поддержала меня. Она всегда… — Она задыхается. — Имею в виду, она всегда рядом.
Я не теряю ни секунды, заключаю ее в объятия и сажаю к себе на колени.
— Эй, мы найдем ее, хорошо? Таков был уговор, а я не нарушаю своих обещаний.
— Никогда?
— Вот увидишь, малышка. Я человек слова.
— Я верю тебе. — Она шмыгает носом. — Ты был очень добр ко мне. Ты спас мне жизнь и приютил нас с Бентли… по крайней мере, на некоторое время.
Я приподнимаю ее подбородок.
— Ты можешь остаться здесь столько, сколько захочешь.
Она несколько раз моргает, ее ресницы мокрые от слез.
— Что?
— Ты меня слышала. Клянусь и, — я бросил на него косой взгляд, — даже Бентли может оставаться здесь столько, сколько ты захочешь. На самом деле, «навсегда» более подходящее слово.
— Правда? — Она прикусывает нижнюю губу.