— Живой… — всхлипнул кто-то рядом, и Зубов, удивившись той легкости, с которой она поднялась, протер левой рукой глаза.

Лев Дмитриевич, странно скособочившись, сидел рядом с ним, пытаясь пропитанным болотной водой рукавом привести его в чувство.

— Что произошло?

— Мякишев, с-собака, — выдавил сквозь слезы Зельдович, и геолог все вспомнил: и окровавленный нож, и внезапную перемену в едва живом спутнике, и швырнувший его в темноту удар в грудь…

Он засунул руку под рубаху и наткнулся на свежую повязку, охватывающую простреленное плечо. Видимо, спектрометрист не терял времени даром.

До хруста сцепив челюсти, чтобы не застонать от яростной боли, раскаленным сверлом впившейся в тело, Зубов перевалился на здоровый бок, а потом встал на колени.

— Вы целы? — спросил он сидящего в прежней позе Зельдовича и, еще не услышав его ответа, понял все…

— Если бы, — спектрометрист еще раз всхлипнул и рукой, будто мокрую тряпку передвинул неестественно выгнутую ногу. — Со мной все, Валерий Степанович. Идите дальше один.

— Куда? — одними губами выдавил из себя геолог.

— В живот с-собака…

«Да, это конец, — подумал как-то отстраненно начальник несуществующей больше экспедиции. — В живот — это конец. Как там говорили? В живот угодила — на тот свет проводила. Не отпускает нас Запределье…»

— Похоже, позвоночник перебит, — продолжал Зельдович, тем же мокрым рукавом вытирая глаза. — Ноги, как тряпочные. И не чувствую совсем. Вы уходите, Валерий Степанович. Оставьте меня. Время не терпит.

— Я вас на себе потащу, — сам не веря себе, сказал Зубов. — Вас вылечат.

— Черта с два, — засмеялся сквозь слезы Лев Дмитриевич каким-то чужим лающим смехом. — Я романтик, но не сумасшедший.

— Тогда я останусь с вами.

— Чтобы глаза мне прикрыть? Я их и сам закрою. Часа через два-три. Вы мне не поможете ничем. Уходите, я вам приказываю!

Начальник и подчиненный поменялись местами. Да и были ли здесь начальники и подчиненные… Только друзья, один из которых должен бы уйти, а другой остаться.

— Уходите, Зубов, — Зельдович говорил отрывисто, с длинными паузами, пот крупными каплями катился по его лицу, мешаясь со слезами. — Кто-то должен дойти… и рассказать все… иначе… грош цена… всему… Господи! — закричал он надломленным голосом. — Больно как! Господи…

Наверное, он впал в беспамятство — глазные яблоки лихорадочно бегали под воспаленными веками. Валерий хотел было сходить за водой, но вовремя вспомнил, что раненому в живот нельзя пить — это его убьет. Он физически чувствовал, как бегут минуты, время уходило сквозь пальцы, но просто так подняться и уйти не мог.

— Вы еще здесь? — совершенно нормальным голосом спросил Лев Дмитриевич, не поднимая век.