Горелый только головой качает, удивляясь в очередной раз людской подлости.
Вроде, столько всего видел, а все охреневает…
— Горелый, там к тебе училка пришла, — стучится в дверь один из его парней, — пускать?
Горелый, успокаивая некстати ворохнувшееся сердце, хмурится, прикидывая, надо ли ему это все?
Да, она оказалась не сучка. Просто баба. Обычная баба, видевшая в нем только тварь, зэка, животное, которому нельзя доверять. Которого надо опасаться. И умасливать, если тебе что-то от него надо…
Разочарование, которое испытал Горелый в это утро, настолько яркое, что затмевает все на свете.
И его мысли, его желания насчет нее кажутся тупыми и смешными. Недостойными нормального мужика.
Она, наверно, благодарить пришла…
— Нахуй ее, — коротко приказывает он молчаливо ждущему парню, и тот исчезает за дверью.
А Горелый смотрит в окно и думает о том, что сейчас все правильно сделал.
Нахуй ее, с ее благодарностью.
Просто нахуй.
Глава 26
Когда Горелый общался со Стасиком-пидарасиком и говорил про нормальных прокурорских, не гнид, он определенно знал, кого конкретно имел в виду.
Его будущий сват, прокурор Федотов Виктор Михайлович, щурится на огонь камина сквозь пузатый коньячный бокал, улыбается едва заметно чему-то своему. А сам Горелый, никогда особо не понимавший тонкостей коньячных букетов, вкусно дымит сигарой и тоже смотрит на огонь.
Такое, чисто мужское времяпрепровождение. Спокойное, молчаливое.
Разговор идет ленивый, не особенно серьезный. Поверхностный даже.
О семье, потому что теперь их родственные узы связывают.
Кто бы сказал Горелому еще пару лет назад, что у него прокурор будет в родне ходить… Интересно, Андрюха, братишка двоюродный, которого старший сын этого Федотова упаковал на пожизненное, чтоб об этом подумает, когда узнает?
Хотя на мнение брата, редкостного даже по меркам не особо праведной семьи Гореловых дегенерата, самому Горелому было глубоко похер.