Глава 55. Как болеют дети

Про «детские» вызовы разговор особый, слишком это всегда эмоционально. Достаточно вспомнить про того папу-таксиста, который дал дочери таблетку аспирина и поехал дальше деньги зарабатывать. Случайно через полчаса он заехал домой, что-то забыл дома, и увидел, что у дочери кисти рук и стопы отекли, как булки: отек Квинке на четырех конечностях от аспирина. Вызвал скорую. Чудо спасло ребенка.

А эти трое малышей от двух до пяти лет, которые угостились бабушкиными таблетками аминалона, 50 драже на троих? Мы промывали им желудки зондами в две бригады, двумя шприцами Жанэ, а они сидели на кровати, запеленутые в простыни, и смотрели веселые цветные сны в своих головах.

А ребенок 6 лет на столе на посту ДПС, которого принесли из автомобиля. В автомобиле сидели два трупа его родителей: они врезались в припаркованный на обочине тридцатитонник прямо напротив этого поста ДПС. Мальчик был без сознания, и судороги не прекращались с момента удара, непрерывно.

А как может ребенок до года опрокинуть на себя кастрюлю с кипятком? Он ведь еще не ходит. А между прочим, это самый распространенный вид ожогов у детей.

Постоянно хочется сказать родителям этих детей, что мы о них думаем.

Эта песня про моего друга, который, к сожалению, умер молодым от болезни. Врач детской реанимации, он всегда вспоминал трехлетнего ребенка, который выпал с балкона той проклятой кемеровской общаги, потому что у него самого в то время была дочь трех лет. Он «довез» ребенка до больницы, но там ребенок все равно умер. Через пару лет я оказалась в этой комнате общежития на вызове у этой бабушки, которой опять доверили «посидеть» с другим ребенком. Дверь на тот самый балкон была открыта, и там стояли разные ящички и коробки, как ступеньки, как раз так, чтобы ребенок вошел по ним и шагнул с балкона. Очевидно, после того случая здесь ничего не изменилось.

Глава 56. Рождественская сказка

— Вот был бы у нас мальчик, он бы нам чемодан с антресолей доставал, — мечтательно говорит моя дочь трех лет, глядя снизу, как я достаю чемодан с елочными игрушками. Как давно это было!

Это было зимой, возможно, в декабре или в феврале. Помню резкий ветер и ледяной снег, секущий лицо со всех сторон, и темный плац военного училища.

Повод вызова был: «температура, 20 лет». У них обычно такой повод был в этом училище. Там учились дети от 17–18 лет на офицеров, их там было много, может быть, тысяча человек. И простывали, как дети, и у них была своя больничка, изолятор, где их лечили.

А серьезные болезни лечили в городских больницах. Тогда врачи писали направления в больницу, а скорая помощь их перевозила. Каждый день в училище связи были такие вызовы, и днем, и вечером, и ночью.

И вот мы приехали в такую ледяную погоду, что из машины за секунду ветер все тепло выдувал, а медсестра в здравпункте говорит: «Вас проводит офицер». И офицер сел в машину и стал показывать, куда ехать.

Территория училища связи велика, в этом можно и сегодня убедиться, теперь там квартал бюджетных высоток. Офицер указывал, а мы ехали то налево, то направо, подъехали к забору из колючей проволоки, вышли из машины с сумкой и встали у калитки.

Мы стояли и смотрели через колючую проволоку на маленькое одноэтажное здание без окон и на территорию вокруг него за забором из колючей проволоки, пустую и гладкую, и это было похоже на овощной склад.

Офицер ушел к этому зданию, а мы остались стоять на ветру перед этим забором. Потом в темноте от здания отделился какой-то человек, подошел сквозь метель к калитке, открыл замок и повел нас ко входу. Мы уже совсем замерзли.

Открыл дверь, и мы поняли, что это какая-то тюрьма. В тюрьме-то скорая помощь часто бывает на вызовах. Двери, как в тюрьме, железные, тамбуры и замки тюремные, но такое все как будто портативное: тесное, узкое, и совсем нет отопления, а стены из железобетона.

В коридоре были еще офицеры, два или три. Затем меня провели в камеру, где был больной. Собственно, два шага по коридору провели. В камере не было света, мебели, просто бетонный закуток два метра на метр, а на полу в темноте сидел больной в летней солдатской одежде. Что поразило, это полная темнота в камере за железной дверью.

Отопления там тоже не было, а дверь железная, как в гараже. Я потребовала вывести его на свет, в коридор, чтобы осмотреть и послушать. Надо сказать, от всего увиденного у меня прорезался голос, какого не бывало никогда.