Я отправляю ответ: «Говорить еще не готова. Скоро. Но ты можешь оказать мне услугу?»

«Хорошо, – тут же отвечает он. – Что угодно».

Я отворачиваюсь от Штерна, не хочу, чтобы он видел текст моей следующей эсэмэски: «Оставь для меня открытой дверь вестибюля Города призраков. Думаю, я на обратном пути где-то потеряла мой бюстгальтер».

Я смотрю на экран мобильника, стоя спиной к Штерну. Остин вновь отвечает практически мгновенно: «Конечно. Нет проблем».

Желудок трепыхается. Я поворачиваюсь. Штерн смотрит на меня.

– Ну? – спрашивает он.

– Можно ехать.

– Кому ты отсылала эсэмэски?

– Остину Морсу, – отвечаю я. Он пронзает меня взглядом, и я отворачиваюсь, чувствуя себя вываленной в грязи, виноватой.

Захожу в большой стенной шкаф, меняю обрезанные шорты и футболку на мягкое хлопчатобумажное черное платье, надеваю туфли без каблука на резиновой подошве.

– Ты думаешь, это хорошая идея?

Я поворачиваюсь к нему.

– Если ты не можешь усилием воли протащить меня сквозь стену, тогда других вариантов у нас нет. – Я бросаю в сумочку мобильник, набираю полную грудь воздуха. – Мы докопаемся до истины, Лукас.

Он грустно улыбается. Я уже много лет не называла его по имени. Никто не называл, за исключением родителей. Но каким-то образом истинное имя возвращает его в реальность. И на мгновение мы оба становимся теми, кем были всегда – Оливией и Лукасом. Он – мой Лукас. Я – его Оливия. Мы застываем, глядя друг на друга.

Затем жужжит мой мобильник, и чары рушатся. Я читаю эсэмэску Остина: «Открыта». Такую короткую.

Подхожу к Штерну, пытаюсь прикоснуться губами к его холодной щеке. Не получается. Воздух идет рябью, не позволяя перекинуть мостик от живой к мертвому. Не могу я прикоснуться к нему, но, может, оно и к лучшему.

Он идет к входной двери, мы бесшумно выскальзываем из дома, закрываем дверь за собой.

Я запрыгиваю на велосипед, Штерн устраивается позади меня.

По пути он дрожит, прижимаясь к моей спине. Но для меня его затянувшееся присутствие сродни чуду. Раз он здесь – не все потеряно, шансы вызволить маму из тюрьмы еще есть.

Четыре дня. Как же хочется, чтобы она оказалась на свободе уже сейчас, могла гулять под этими деревьями с толстыми стволами, глубоко пустившими корни в землю. Ветерок обдает меня густым ароматом плюмерии.