— Отвернулась бы, — Довольно грубо сказал ей, — мне одеться надо.

— Одевайся, — А сама и не думает отворачиваться, — Думаешь, я тебя за эти седмицы не разглядела?

— А ты точно лекарка?

В ответ была милая улыбка. — Эх вы, мужики, сколько же в вас спеси… Всё бы вам свое, я, показать. Скольких за свой век повидала… Пока в дерьме и грязи, в лужах крови валяетесь, такие ласковые и добрые, а как от жопы отлегло. Так сразу себя, показать норовите. Ты думаешь, кто за тобой ходил все эти дни? Бабка старая?

Если честно. От тона сказанного и слов, хотелось встать по стойке смирно, встать на колено и поцеловать руку. И сделать это всё одновременно. Работа у сиделок не самая благодарная, а ждать благодарности… Ну и свинья же ты Федор, большая, толстая. Жирная.

— Извини… те. — Пробормотал и залился краской по самые уши, меня так, в двух словах ещё ни разу не отчитывали, но было даже не обидно, а очень стыдно.

С той же улыбкой, кивнула, — Да чего уж там. Вы по другому не можете, я зашла сказать, что сегодня вставать не надо, тащить вас сюда нелегко было. Лестницы узкие, наверно пока мужики несли, головой стукнули…

— Агрипина. Я уже извинился.

— Я ещё не остыла. Давай уж, собирайся, провожу тебя, пока в постель не наделал, — Встала и пошла, на миг оглянулась и, кусая губы, спросила, — А кто такая Арина? Звали её, ругались с ней…

Я как раз собрался откинуть одеяло, опустить ноги на пол, но так и замер на месте. Таким не врут, не солгал и я, — Это моя жена, она осталась очень далеко отсюда и мы больше никогда с ней не увидимся.

— Все вы так говорите, — И вышла прочь.

Пожав плечами, оделся и спустился по лестнице вниз.

Вернувшись обратно, обнаружил на столе в комнате, кружку с каким-то отваром и кувшин с водой. Понюхал, пахло разнотравьем, — " Злые вы все"

Выпил, сел на табурет, отодвинув в сторону посуду, потянулся к шкатулке достать свои рисунки. Запалил вторую свечку, переставил подсвечник, чтоб светил предо мной. Склонился над рисунком.

Но линии стали расплываться и задув свет, в потемках разделся и лег спать.

***

С той поры миновал месяц, много было сделано за это время, на многое его не хватало. Я провел свой опыт, кусок ваты, отлежавший в селитре все эти недели, пока болел, был подожжен и сгорел, не дав вспышку. А вот перемолотый в пыль торф и селитра с капелькой серы, дали предсказанный результат, закопанный в ближайшем леске кувшин, взорвался, распугав окрестное вороньё и оставив после себя небольшую воронку. " Мины сделать что ли, противопехотные? А почему бы и нет, эта смесь, запал из капсюля пружина и пара растяжек, может мину лягушку сделать?"

Я добрался до стекловаров, отдал бешеные деньги и мне сделали всё. Три больших емкости, каждая на два литра, трубки пять штук по полметра, стеклянные пробки и пару банок с широким горлышком. На обратном пути мне на глаза попался воз, доверху набитый глиняной посудой, в одном из кувшинов было неуловимо знакомое очертание. Догнав повозку, разговорился с мужиком, он оказался гончаром. В общем, я отдал ему копейку задатка и через неделю забрал то, что мне было нужно и полмешка сухой перетертой в порошок глины. Установка для сухой перегонки древесины. Я такого не делал ни разу, но если получиться смогу получить ацетон, какой будет выход? Не знаю. Опыты, эксперименты, работа. Иной раз до кровати добирался и падал без сил… На следующий день всё начиналось по новой…

— Данила, всё сделано хорошо, только вот закраины внутри, их надо убирать и чем прикажешь это сделать? — И показал ему восковой слепок внутренней части, каморы. На ней отпечатался четкий след, небольшой, всего с миллиметр, но стрелять нельзя.

— Нужна развертка, длинная с локоть с обратной стороны четырех угольник, за него крутить будем. — Взял свою рисовальную доску и углем набросал рисунок. — Данила, сможешь сделать?