Вскоре после этого дня было объявлено, что два королевских дома, Кембридж и Сассекс, больше не будут делить один офис. Мы больше не будем работать вместе ни в каком качестве.
Великолепная четвёрка… заканчивает работу.
Реакция была примерно такой, как и ожидалось. Публика стонала, журналисты ревели. Более обескураживающий ответ был от моей семьи — тишина. Они никогда ничего не комментировали никогда не говорили мне ничего в частном порядке. Я никогда не слышал ни слова ни от па, ни от бабушки. От этого я задумался, по-настоящему задумался о тишине, которая окружала всё, что происходило со мной и Мег. Я всегда говорил себе, что если в семье никто открыто не осуждает нападения прессы, не значит ли это, что они им
И кто сказал, что они однозначно на нашей стороне?
Всё, чему меня учили, всё, во что я верил пока рос: в семью и монархию, в её основополагающую справедливость, её функцию объединять, а не разделять, подрывалось, ставилось под сомнение. Неужели всё это ложь, шоу? Потому что, если мы не можем постоять друг за друга, сплотиться вокруг нового члена, первого представителя двух рас, тогда кем мы являемся на самом деле? Можно ли это назвать настоящей конституционной монархией? Настоящей семьёй?
Разве «защищать друг друга» не является первым правилом каждой семьи?
64
Мы с Мег переехали в Букингемский дворец.
Мы также переехали в наш новый дом.
Фрогмор был готов.
Нам понравилось это место с первой минуты. Было ощущение, что нам суждено там жить. Нам не терпелось просыпаться утром, отправляться на долгую прогулку по саду, наблюдать за лебедями. Особенно за злющим Стивом.
Мы познакомились с садовниками королевы, узнали их имена и названия всех цветов. Они были в восторге от того, насколько мы ценили и хвалили их мастерство.
Среди всех этих изменений мы столкнулись с нашим новым пиар менеджером — Сарой. Мы разработали с ней новую стратегию, центральным элементом которой было не иметь ничего общего с "Королевской ротой", и надеялись, что вскоре сможем начать всё сначала.
В конце апреля 2019 года, за несколько дней до того, как Мег должна была родить, мне позвонил Вилли.
Я ответил на звонок в нашем новом саду.
Что-то произошло между ним, па и Камиллой. Я не всё разобрал, он говорил слишком быстро и был слишком расстроен. На самом деле он был в ярости. Я понял, что люди па и Камиллы подбросили историю или истории о нём, Кейт и детях, и он больше не собирался этого терпеть. Дайте па и Камилле палец, говорил он, они всю руку отхватят.
Я понял. То же самое они сделали со мной и Мег.
Но официально это были не они, это был самый фанатичный член пиар-команды па, искренне верующий, разработавший и запустивший новую кампанию по завоеванию хорошей репутации для па и Камиллы за счёт плохой репутации для нас. Раньше этот человек скармливал газетам нелестные истории и фейки о Наследнике и Запасном. Я подозревал, что он был единственным источником историй об охотничьей поездке, которую я совершил в Германию в 2017 году, когда работал с немецкими фермерами над уничтожением диких кабанов и спасением урожая. Я полагал, что эта история была предложена в обмен на более широкий доступ к па, а также в качестве награды за сокрытие историй о сыне Камиллы, который слонялся по Лондону, распуская мерзкие слухи. Я был недоволен тем, что меня так использовали, и злился, что такое сделали с Мег, но должен был признать, что в последнее время с Вилли это случалось гораздо чаще. И он злился справедливо.
Однажды он уже говорил с па об этой женщине лицом к лицу. Я оказывал моральную поддержку. Сцена произошла в Кларенс-Хаусе, в папином кабинете. Я помню, как окна были распахнуты настежь, белые занавески то дули, то висели прямо, вечер, должно быть, была тёплый. Вилли обратился к па: