Спутник Викториана присел над тазом, ударом мясницкого ножа проломил тонкую корку спекшейся крови, при этом окунув нож почти по самую рукоятку в густую жидкость, казавшуюся черной в тусклом свете подземного мира. Потом он облизал клинок и снова улыбнулся.
– Хорошее мясо – хорошая кровь. Люди – самые беспощадные хищники. Но только отведав мяса своих братьев, человек может стать человеком.
Затем уверенными движениями он срезал с тела мертвеца несколько тонких ломтей. Мясо в тусклом свете подземелья тоже казалось черным. Виктор поймал себя на том, что, разглядывая куски мертвой плоти, он пытается найти признаки разложения – белых червей, до отвала наевшихся мертвечиной.
– Пока тебе хватит, – объявил Мясник.
Сложив мясо в кожаный мешочек, он протянул его Викториану.
– Обратную дорогу найдешь?
– Я не знаю, в какой стороне Колодец.
Незнакомец покачал головой.
– Не думай о том, куда идти. Просто пожелай там оказаться, и ноги сами принесут тебя. Искусство отвергает разумность человеческой мысли, как человечество отвергает разумность мысли животного. Искусство само ведет человека.
Викториан кивнул. Он уже читал о чем-то подобном – хотя, если честно, не помнил где и очень смутно помнил содержание того текста, который тогда показался ему совершенно бессмысленным и непонятным.
Спускаться с пирамиды клеток оказалось намного сложнее, чем подниматься. Кроме узла с одеждой у Викториана имелся кожаный мешок с мертвечиной, а путешествие среди каменных клеток на высоте нескольких десятков метров и без того было небезопасным, если даже забыть о чересчур агрессивных пленниках.
Спустившись, Викториан остановился и перевел дыхание. Посмотрел назад, вверх, но ряды клеток терялись во тьме, и той клетки, где остался Мясник, видно не было.
Вздохнув, Викториан забросил за спину мешочек с мясом, взял под мышку узел с одеждой и закрыл глаза. Он несколько раз повернулся вокруг оси, словно играл в жмурки, – пока окончательно не потерял ощущения направления и уже не мог сказать, с какой стороны от него возвышаются клетки. Потом, не открывая глаз, он зашагал вперед.
Через некоторое время, несколько раз споткнувшись, он все же открыл глаза, продолжая шагать в том же направлении. Скоро клетки растаяли во тьме у него за спиной, но впереди не было ничего, кроме тьмы – тьмы подземного мира.
Мясник оказался прав. Вскоре Викториан увидел впереди какую-то постройку. Он не узнал ее. Лишь обойдя вокруг гладкой каменной стены и оказавшись перед воротами с двумя безмолвными и неподвижными стражами, он понял, что просто вышел к замку с другой стороны.
Снова ступил он на резные камни мостовой, снова увидел «кабинки исповеди», выстроившиеся вокруг Колодца. Он был здесь совсем недавно, но казалось, с того времени прошла целая вечность. Викториан уже успел соскучиться по этому месту, и теперь, попав сюда, чувствовал себя как странник, вернувшийся на родину.
Фартук из
Библиотекарь!
Викториан так и не смог распознать, какого пола это ужасное существо с сифилитически провалившимся носом, прыщами, гнойниками и лишаями по всему телу, головой, увенчанной пухом белых стариковских волос, сквозь которые проглядывала пятнистая, желтая, как пергамент, кожа. А его зубы! Они были тонкими, как иглы, и сверкали молочной белизной кости – зубы хищника, привыкшего питаться сырым мясом. Вначале Викториан подумал, что Библиотекарь страшно стар, но потом Мясник (единственный разговорчивый Посвященный, которого встретил Викториан) сказал, что дело не в возрасте – хотя Библиотекарь и правда был стар. Дело в заклятиях. Когда имеешь дело с заклятиями, твои годы тают как свечка, даже если впереди у тебя целая вечность.
Два дня Викториан провел в библиотеке, перелистывая огромные тома, где бумагой тоже служила