1 (не) доброе утро

ГЛОРИЯ

- Папа, нет! Не надо! Пожалуйста! - молила, всеми силами упираясь, чтобы замедлить процесс моего выдворения из фамильного дома.

Стражники расторопней обычного распахнули ворота на улицу, отводя глаза от нас с папой. Вмешиваться они не рискнули, на собственном опыте зная, какой тяжёлый характер у моего родителя.

- Отдам за первого, кто пройдёт в город через главные ворота, - настаивал отец, волоча меня за руку за собой.

- Папа, пожалуйста, люди же смотрят! - предприняла я очередную попытку вразумить его, заметив ошарашенные взгляды жителей Остловки - нашего маленького приграничного городка, в котором папа был бургомистром. - Опять слухи поползут, -увещевала я, нажимая на больные точки.

- Срать я хотел на слухи. Хотел, но не могу, потому что о тебе уже чёрт-те что судачат, -выплюнул он, больно дёрнув меня за руку, которая чудом не выскочила из сустава и вовсе не оторвалась. - Одним слухом меньше, одним больше, это же как с достойными женихами: можно игнорировать, потому что есть ещё города в нашей стране, куда твоя слава не успела просочиться.

Я захныкала, жалуясь на прострелившую плечо боль, но папа был глух к моим речам и не обращал внимание на слёзы, которые я старательно нагнала на глаза, искусав в кровь губы. Стальной хваткой впившись в запястье он волочил меня всё дальше и дальше от дома по кривым улочкам, самым коротким путём к главным воротам Остловки.

Утро совсем не задалось: подняли ни свет ни заря и позавтракать толком не дали. А всё из-за того, что на вчерашнем благотворительном приёме в опере я смела отказать двадцать пятому просителю моих драгоценных запчастей: руки и сердца, конечно, с расчётом на богатое придание. Отцу абсолютно не понравилось моё заявление, что я достойна лучшего, чем сыновей владельцев банка, завода, мельницы и тем более старика Говарда Дака, который решил, что я отличная кандидатура на роль его пятой жены. Я не могла радостно воспринять перспективу ютиться с какими-то незнакомками на кладбище через год другой, потому что Г овард Дак быстренько бы меня там прописал. Мне ли это не знать. С моим характером мало кто будет со мной церемонится, даже отец сломался.

- Рано мне замуж! - попробовал другой довод, чуть не запнувшись о торчавший камень в мостовой.

- Двадцать лет - рано?! - рявкнул отец, резко затормозив. - Твоя мать в двадцать тебя уже ходить учила. И лучше бы на этом и остановилась! - махнул он свободной рукой и потащил меня дальше, пропуская мимо ушей мои увещевания.

Мы вышли, точнее выскочили на дорогу, ведущую прямиком к воротам. В этот час они уже были распахнуты: многие горожане уходили на реку, в лес и на поля, которые находились за надёжными стенами Остловки.

- Пап, пожалуйста...

Отец замедлил шаг, позволив мне перевести дыхание и осознать, как же сильно ноет рука, за которую он тянул меня всю дорогу.

- Доброе утро, - обратился он к стоявшим на воротах парням. Те поприветствовали его, вытянувшись по струнке и приложив ладони к краям козырьков своих картузов.

- Мы можем здесь весь день проторчать, лучше пошли домой и спокойно поговорим.

- Я устал с тобой говорить, - рыкнул папа.

- К нам только купцы иногда заезжают по делам, - наседала я.