— Пожалуй, вам надо начать со старшего надзирателя, — предложила телефонистка, сидевшая за окошком, врезанным в переднюю дверь. В ее облике было что-то доброе, матерински-ласковое, именно поэтому, вероятно, ее и приняли сюда на работу. Включив и выключив несколько штекеров, она сказала:

— Идите по коридору направо до самого конца, затем поверните налево и войдите в первую дверь справа, у самого подножья лестницы. Мистер Сэвидж.

Холлы были большие, уютные, со скрипучими полами и выкрашенными в обычный для такого рода заведений желтый цвет стенами. Кабинет оказался с высокими потолками, но жалюзи на окнах нуждались в ремонте. Любопытно, подумал Баллард, намеренно ли подобрана такая обстановка или уж просто так получилось. Во всяком случае, можно было предположить, что она успокаивающе действует на условно освобожденных.

Мистер Сол Сэвидж, с улыбкой на лице и приветливо протянутой рукой, уже ожидал в дверях своего кабинета; это был достаточно светлокожий негр, очертания тела которого напоминали грушу. У него были тонкие усики и короткие распрямленные волосы, такие прилизанные, что его голова казалась слишком маленькой для лица.

— Не садитесь во вращающееся кресло, — предостерег он. — На него капает вода из находящегося наверху душа.

Душ? Баллард вспомнил знак у входа в Криттендонский пересыльный пункт для заключенных. Все еще думая об этом, он сел на неудобный стул с прямой спинкой, стоявший возле видавшего виды письменного стола. На стене висела табличка: «Предупреждение — в этой комнате находится сексуальный маньяк», а также гобелен с изображением Мартина Лютера Кинга, поддерживающего закованного в цепи негра.

— Мне повезло, что я работаю помощником старшего надзирателя, — сказал Сэвидж. — Благодаря этому я имею отдельный кабинет. Трудно выслушивать жалобы условно освобожденного, в то время как другой сослуживец надевает на какого-нибудь беднягу наручники за нарушение правил поведения для условно освобожденных.

Баллард изложил свою просьбу.

Сэвидж задумчиво кивнул:

— Хоуи не регистрировал у меня «тандерберд» и не испрашивал разрешения водить его. Давно ли у него машина, вы знаете?

Баллард поспешил задать встречный вопрос:

— А давно он на свободе?

— С начала года. — Он заглянул в досье и уточнил: — С пятого января.

— Совсем недавно, на прошлой неделе, — быстро сказал Баллард, — наш осведомитель, который знал Одума еще до его ареста и слышал, что он освобожден, увидал в нашем «тандерберде» человека, которого принял за Одума. Возможно, это и не он.

Сэвидж вновь задумчиво кивнул. Под его дружелюбной наружностью угадывалась стальная воля, и это напомнило Балларду, что он имеет дело не с работником сферы социальной помощи, а с блюстителем закона.

— Хорошо, мистер Баллард. Я готов сотрудничать с вами, хотя, как вы наверняка знаете, ни в коей мере не обязан предоставлять вам хоть какую-нибудь информацию.

— Понимаю, сэр.

— Я готов сотрудничать с вами, потому что, возможно, имеет место нарушение правил поведения для условно освобожденных, а если дело именно так и обстоит, то должна быть внесена соответствующая информация в файл Одума. Под моим надзором находятся семьдесят пять человек, поверьте, дьявольски трудно уследить, что делает каждый из них. — На его лице отразилось сожаление. — Правила предписывают, чтобы они зарабатывали себе на жизнь, но как, скажите, может зарабатывать себе на жизнь шестидесятипятилетний человек с очень низким показателем умственного развития, который только и умеет, что обнажаться перед маленькими девочками?

Баллард ничего не ответил. Ему нужен был только адрес Одума. И он его получил.

— 1684, Галиндо-стрит, Конкорд. Это пансионат, который содержит вдова бывшего заключенного. Одум занимает комнату номер четыре.