Даория облегченно вздохнула и бросилась с объятиями к внуку, не забывая тянуть длинные руки и ко мне, пытаясь притянуть меня к себе. Вот только я предусмотрительно немного отодвинула стул в сторону, и ничего у драконицы не вышло. К моему глубочайшему удивлению, если герцог как-то и отреагировал на новость, то не показал и тени удивления или потрясения. И все же в настроении дракона чувствовался упадок.
— Если все хорошо, то почему ты грустишь? — спросила я, едва Даория, наконец, отпустила Сиэля и уселась на соседний стул. Ответ был тщательно обдуман, но все же дан:
— Арий уже в пути, он решил не ждать полного цикла, а поспешить. Кто-то из своих доложил об огненной драконице в Бран-Даоре, у меня крайне скверное предчувствие.
— Не волнуйся на этот счет, — весело рассмеялась драконица и пригубила свой бокал с вином. — Я виновна в этом балагане, вот и найду крысу.
И почему-то я сразу же поверила ее словам — слишком уж задорно сверкнули золотом её и без того желтые глаза.
— Пожалуй, я сыта, — тихо сказала я и взглянула на дракона. Наверняка им с родственницей было что обсудить, и явно я была лишней. — Я бы хотела пойти к себе — слишком насыщенный день выдался.
— Понимаю, — фыркнула Даория и с грустью поведала: — У людей слишком слабое здоровье, лучше беречь нашу птичку.
В ответ на реплику я лишь натянуто улыбнулась, припоминая те испытания, что «сочувствующая» и «волнующаяся» заставила меня пережить.
Неведомо откуда появилась одна из Франшуз и услужливо отодвинула мой стул; намек на какое-то продолжение и общие посиделки лопнул, как мыльный пузырь. Что-то неприятно перевернулось у меня в животе, злость затопила, и было очень сложно не сорваться и не спросить что-то язвительное из разряда «Хотите от меня отделаться?» И понимала, что это будет крайне неуместно, но как же сложно примирить разум и сердце.
Когда я дошла до двери, Сиэль рассмеялся:
— Амадина, я даже отсюда слышу скрип твоих зубов. Ты ревнуешь?
Меня залил румянец, и я едва не подавилась от провокационного вопроса. Хорошо, что Баян следовал за мной хвостиком и вступился за нерадивую хозяйку:
— Вовсе нет! — на манер моего говора ответил он. — И вообще, у нас другие планы.
Сиэль вмиг превратился в Сумрака: улыбка исчезла с его породистого лица, глаза подозрительно сощурились, а крылья носа затрепетали.
— И кто еще ревнует, называется! — хохотнул пони и задним правым копытом ударил по створке двери, захлопывая ее.
Готова поспорить, что из столовой раздалось глухое ругательство и заливистый женский смех.
— Не за что, — весело проскакал вперед меня фамильяр и ловко поскакал по коридору. — С тебя причитается.
По правде говоря, я вздрогнула от его «причитается», потому что пони был тем еще кобылиным сыном.
Мои опасения подтвердились, едва я вошла в свою комнату и закрыла дверь.
— С тебя же причитается? — как бы издалека начал Баян.