Пролог

Я всегда крайне подозрительно относилась к Сатияре. Сами подумайте: богиня мироздания, в чьей власти было изменить любую судьбу лишь по мановению пальца. Старшая и самая могущественная среди богов Таиса, известная всем и каждому защитница обездоленных. Добрая и милосердная. Однако…

Был у богини и небольшой изъян. Ерунда, сущий пустяк, а именно — любовь к различным розыгрышам вкупе с обостренным чувством справедливости, что делало Сатияру крайне невыгодной союзницей. Более того, опасной. Пусть ей ничего не стоило преподнести просящему дар, откликнуться на мольбы и осыпать благодатью. Загвоздка была в одном: дар почти всегда был не тем, что так усердно просили. Богиня шла более изощренным путем, одаривая лишь тем, чем сама считала нужным.

И все равно моя дорогая матушка исправно молилась именно ей. Чтоб ей пусто было! Богине, разумеется, не матушке. С матушкой и так все понятно, бесполезно что-либо объяснять. Однажды Сатияра уже откликнулась ей, подарив спасение из безвыходной ситуации, вот и прониклась родительница. Правда, что за ситуация и что за спасение, выяснить мне так и не удалось. Глубоко в душе я опасалась, что однажды дар богини еще даст о себе знать, но усердно гнала прочь беспокойные мысли.

Молитвы матушки были каждый раз одними и теми же. Вот и сейчас:

— Сатияра, мать заступница, сестра наша и незримая покровительница, молю, взываю к тебе, — шептала мама, стоя на коленях у миниатюрки. По правде говоря, «миниатюркой» это страшилище можно было назвать лишь с очень сильной натяжкой: почерневшая от времени, потрескавшаяся и лишившаяся нескольких кусочков статуэтка. Да нас бы ни в один храм не пустили на порог, узнай, что вместо воинственной длинноволосой девы с мечом в одной руке и с люлькой в другой мы молились ее старой версии — той самой, которую так усердно пытались стереть с лица Таиса епископы и служительницы. Благородная дева была изображена полуголой, сидящей на осле и с колодой игральных карт в придачу. Впрочем, подобный вид лишь лучше отражал неоднозначную суть Сатияры. Да и если подумать, откуда у нас с матушкой деньги на что-то новое?

Сколько себя помню, мы жили скромно, но сыто. Прекрасная Мауриса, похитительница несчетного количества сердец, а по совместительству моя обожаемая матушка, была кухаркой при дворе старого обрюзгшего лэра. Но вот незадача: пусть матушка и славилась удивительной неземной красотой, все же судьба была немилостива к ней. Ни один из огромного количества ухажеров так и не позвал её замуж, не предложил ладонь с даром жизни, не вплел ей в волосы церемониальную алую шелковую ленту. Не подарил защиту рода. Последняя была очень важна: без нее человек считался отбросом общества. Особенно сложно приходилось незамужней женщине, воспитывающей ребенка. К нашему счастью, слуги в поместье старого лэра сами были через одного безродными, а потому нам с матушкой жилось спокойно. И хотя стереотипы отходили на задний план, и в крупных городах постепенно даже безродные получили возможность выучиться и затем работать на хорошей должности, тем не менее, даже успешным безродным со временем приходилось регистрировать новые рода, бюрократия никуда не делась. Существовала негласная мировая порука: брат за брата, род за род. Моя добрая и скромная мамочка работала с рассвета до глубокой ночи, стараясь отплатить пожалевшему нас старику, к чему приучала и меня. Я росла ласковым ребенком, которого нянчили сразу все слуги в доме лэра, а потому еще с раннего детства привыкла к доброте и заботе. Когда же я подросла и пошла в городскую школу, то столкнулась с тем, чего никак не ожидала, но о чем меня предупреждала матушка: презрением и насмешками сверстников.

— Безродная! Грязная! — кричали сверстники мне вслед, пока я убегала от них, размазывая слезы по щекам. Наивная синеглазая малышка никак не могла понять, за что над ней смеются, за что вечно отбирают вещи и толкают. Как ни старалась объяснить матушка, я не понимала и не принимала ее слов. Увидев пару раз, как толпа городских мальчишек гонит меня, растрепанную и зареванную, старый лэр снова проявил чудеса доброты: он тогда вышел за ворота поместья с палкой наперевес и прогнал зарвавшуюся детвору, а со следующей недели выписал учителей для домашнего обучения детей прислуги. Жизнь наладилась, я снова стала любимицей горничных и поварих, стараясь отплатить окружающим тем же. Учиться мне безумно нравилось, я впитывала знания, словно губка. Единственные учителя, которых старый лэр не позвал — магических наставников. Была у старика особенность: Карол люто ненавидел магию.

С шестнадцати лет, чтобы немного помочь маме и отплатить лэру, я пошла трудиться горничной, почитывая в перерывах книги из библиотеки (разумеется, с дозволения лэра). Жаль, что литература там была в основном не того профиля: этикет, балы, интриги, а еще целая секция любовных романов. Когда-то давно графиня Карол собирала коллекцию, теперь же старый лэр хранил и оберегал то, что было дорого покойной жене. Впрочем, он лишь с виду был старым и немощным, а на поверку бежал быстрее среднего скакуна, особенно при виде симпатичной девицы. Как говорится, седина в бороду…

Задумавшись, я не заметила, как стандартные слова ежедневной молитвы вдруг изменились.

— Молю, помоги моей доченьке, в твою честь названной, в тебе нуждающейся! — продолжала стенать матушка, прикрыв глаза и подняв обе руки ладонями вверх. — Защити, скрой от глаз его, убереги от поганых рук его!

— От кого это меня надо уберечь? — не удержалась и встряла я, тем самым выдавая себя. Вечно у родительницы были секреты, что крайне раздражало, потому что со мной делиться никто и не думал. А ведь, спрятавшись в шкафу, некоторая молодая особа наглейшим образом отлынивала от неприятного поручения собственной матушки. Это я о себе, если что.

— Сати! — вскрикнула матушка и сердито посмотрела на возмутительницу спокойствия. Готова поклясться: за ее сердитым тоном на самом деле скрывался страх. Мама нервно теребила подол платья, пряча дрожащие руки. Нужно отдать ей должное: она всегда обладала завидной выдержкой — истинная аристократка! Не то что некоторые молодые особы. Вот и сейчас матушка быстро взяла себя в руки, приосанилась и вернула своему лицу привычную маску спокойствия и невозмутимости. Спешно прикоснувшись губами к миниатюрке, она быстро поднялась с колен. — Негодная девчонка! Ты должна быть в саду с лэром Каролом, и почему я нахожу тебя в шкафу? Может, и старый граф там найдется?

С последними словами Мауриса демонстративно заглянула мне за спину и тут же погрозила пальцем, не найдя искомого лэра.

— Ну, я… Просто… Понимаешь… — начала оправдываться я, на ходу придумывая отговорку, но не договорила. Рот захлопнулся сам собой при виде строгого взгляда маминых васильковых глаз. Нет, врать маме я не могла, поэтому просто приняла самый жалобный вид, на какой только была способна. Родительница вздохнула и, немного оттаяв, покачала головой, а я окончательно вылезла из шкафа. Собственно, терять мне было нечего, и я отважилась пойти ва-банк:

— Мама, нам надо серьезно поговорить! — начала я, приняв вид доброжелательный, строгий. — Ты постоянно устраиваешь для меня и старого графа уединенные встречи. Я ни на что, конечно, не намекаю, но выглядит это подозрительно. — Выдержав показательную паузу, я пошла в наступление. — Сводничаешь?

Я очень надеялась, что окажусь не права, но нет. Сюрприз! Я попала в цель с первого раза. Матушка сердито прищурила глаза, будто была поймана с поличным, даже слегка покраснела:

— Как ты разговариваешь с матерью?! — сменив тему, сухо проговорила родительница, придав своему голосу максимальную строгость, на которую была способна. Но все ее уловки были давно мне знакомы: