— Прямо сейчас можете?

Она кивнула, и солдат пригласил её следовать за собой.

Виконта, других музыкантов и некоторое количество солдат поселили в отдельном двухэтажном доме недалеко от рынка. Цыкнув на стаю домашней птицы, которая облюбовала себе солнечное местечко у крыльца, и разогнав кричащих птенцов, сопровождающий впустил её внутрь.

В доме было темно. Все шторы прикрыты, очаг не горел. Они поднялись на второй этаж, сопровождаемые молчаливыми взглядами встречных военных. Солдат постучал в дверь и отскочил в сторону, когда она резко открылась и из неё широким шагом вышел капитан Накарт.

— Ирина?! Что вы тут делаете? — воскликнул он, чуть не налетев на неё.

— Эйуна звать я. Светлого дня.

— И вам светлого дня. Что ж… идите, раз так.

— Как он есть болеть. Плохо быть?

— Крайне. Я не знаю, зачем вы ему понадобились, но, пожалуйста, воздержитесь от долгих бесед. Его голос и дыхание не способны в данный момент выполнять полноценно свою работу.

— Понять.

Врач посторонился с дороги, оглянувшись на дверь с досадой.

Сопровождающий сообщил об Ирином прибытии и пропустил внутрь, оставшись снаружи и прикрыв дверь.

Она встала у порога, не сразу разглядев против света, льющегося из открытого окна, фигуру на кровати. Певец выглядел неважно. Он сидел, откинувшись на подушки, руки вытянуты вдоль тела, подчёркивая его глубокую неподвижность. Если бы не медленно приподнимающаяся грудная клетка, она бы подумала, что эйна вообще не дышит.

— Здравствуйте, — сказала Ира.

Виконт медленно повернул голову и слабо кивнул. Она подошла к кровати и позволила себе присесть на край.

— Вы плохо быть? Я мочь идти другой день. Вы не быть здоров, — сказала она неуверенно. Сейчас, увидев состояние певца, она была не рада собственной поспешности. Ему надо поправиться, прежде чем принимать гостей.

— Вы правда чужая, — сказал он тихо, почти шёпотом. — Ни одна амелутка не позволит себе такой вольности. Нет! Сидите. Я не к тому, что вы нарушили этикет. Просто непривычно.

— Вы быть правда думать вы хотеть говорить тут? Вы плохо смотреться.

— Знаю, — он сглотнул, словно проглотил смешок. В сочетании со страдальческим выражением лица это производило тягостное впечатление.

— Вы хотеть видеть я? Что вы хотеть?