— Ты видела, как она одета? Добротная ткань, небось, дорого стоит. Может, она из… ну тех, что с ящерицами… — розовощёкая молодка зябко повела плечами.
— Бородавку тебе на язык! Фу!
— Хватит! — прервала Цыран поток трескотни. — Вы сказали, она без чувств?
— Да, хозяйка! Ваш супруг уже послал за лекарем.
— В таком случае не вижу смысла волноваться, наш господин позаботится…
— Цыран, у нас проблемы! — в комнату, ковыляя на клюке, вошла её старшая родственница, перед которой все расступились.
— Что случилось, тётя Кесса?
— Этот подонок, твой бывший женишок. Увидел девку и хочет послать за своими людьми. Твой муж пытается отговорить его, мол, не знаем, с чем дело имеем, а тот заладил как птица: «дочь деревьев» да «дочь деревьев». В холодную блудницу! А у самого аж слюна с подбородка чуть не капает. Опять у него между ног чешется, у мрази этакой!
— Тётушка!
— А что, нет? Сколько уже девок довёл до попыток побега, а потом снасильничал? Скольких отцов лишил права решать, кто будет мужем их дочерям, угрожая долговыми расписками? А охоту за дочерями деревьев, которую он устраивает каждый год? Мразь и есть.
Женщины в комнате согласно закивали, лица стали встревоженными. Шукара боялись все без исключения и готовы были пожалеть даже ведьмину дочь, попади она ему в руки.
Цыран на секунду задумалась.
— Надо успеть до прихода слуг закона. Ты, ты и ты — тащите моё парадное платье, украшения и головной убор! Покрывало не забудьте! Бегом! Остальные присмотритесь к тому, что там происходит, пока я буду облачаться. С любыми новостями — галопом ко мне!
Служанок и прочую челядь как ветром сдуло, осталась только Кесса, которая, держась за клюку дрожащими руками, наблюдала, как Цыран встаёт на колени перед алтарём, молится и, приподняв расшитое покрывало, открывает нишу-тайник. Оттуда она вытащила старинный ларец и, бережно отерев пыль, открыла его. Внутри лежало белое полотно, украшенное вышивкой со снежными узорами.
— Ты уверена, что хочешь показаться на глаза этому ублюдку?
— Да выбирайте же выражения, тётя! Помните, где находитесь.
— Не переживай, дитя, скоро я предстану перед Сёстрами, и они сами спросят меня по всей строгости. Так что?
— Дочь деревьев или нет, но я не позволю ему забрать эту несчастную, пока она без чувств и не может сказать за себя. Если этого не сделать, то после будет поздно. А до весны что-нибудь придумаем. В конце концов, даже дочери деревьев не всегда встают на сей путь добровольно. Вы Шукара знаете. Грех не помочь.
— А вдруг господин будет против?