Черненко умер 10 марта 1985 года — через несколько дней после того, как его заставили сыграть здорового и функционирующего лидера Советского Союза.
Бесполезно было бы искать невидимого, жестокого и бездарного режиссера двух этих мизансцен, которые производили впечатление, противоположное задуманному. Бессмысленно задавать вопросы — кому и зачем понадобилось предъявлять всему миру умирающего вождя в качестве доказательства, что он жив и здоров. А тем более нелепо искать в этом телешоу какую-то заднюю мысль сторонников нового поколения кремлевских руководителей, стремившихся продемонстрировать, в каком состоянии находятся те, кто стоит на их пути к власти. Ибо шахматные правила не приложимы к игре в домино.
Сама система кремлевской власти, которая вознесла заурядного партийного чиновника на вершину, сбросила его вниз, предварительно показав всему миру, как он физически жалок на самом деле. А заодно — и саму себя: без прикрас, без сложностей, но во всей своей поразительной абсурдности и жестокости.
Если, однако, от этой фантастической и ни на что не похожей системы власти перейти к ее конкретным носителям, то здесь мы столкнемся с вещами хоть и не менее удивительными, но вполне постижимыми.
В обеих телевизионных мизансценах с Черненко участвовал также 70-летний партийный босс столицы Виктор Гришин. Он же за два дня до выборов вел собрание, на котором было зачитано обращение Черненко к “избирателям" и советские средства массовой информации в каждом случае с особым упором подавали участие Гришина, так что многие как в Советском Союзе, так и за границей решили, что он и будет после Черненко следующей промежуточно-компромиссной фигурой на вершине Кремлевского Олимпа. На самом деле, он был скорее запасным игроком — на случай, если ни Романову, ни Горбачеву снова не удастся взять верх в их затянувшейся битве за власть.
Впрочем, теперь, когда по крайней мере этот раунд кремлевской схватки остался позади, а Гришин оказался за ее бортом, его роль — либо роль, которая ему предназначалась, — не так уж и интересна. Тем более, он никогда и не принадлежал к главным участникам кремлевского представления, а возник только в последний момент в качестве запасной фигуры. Не случайно, несмотря на разгар борьбы за власть, Гришин во второй половине января 1985 года отправился во главе советской делегации в Варшаву, что было бы непростительной беспечностью для реального претендента. Михаил Горбачев, напротив, наученный своим горьким британским опытом, решил, по-видимому, больше не рисковать и отменил свой визит в Париж на съезд французских коммунистов, хотя и он, и Раиса Максимовна были падки на такого рода заграничные турне, когда можно и мир посмотреть и себя показать.
Короче, от рядовых либо даже запасных участников кремлевской борьбы за власть перейдем к ее главным участникам.
В день выборов, когда советское телевидение готовилось устроить мировое шоу с Черненко в главной роли, ни о чем не подозревающие иностранные корреспонденты были приглашены на избирательный участок в Дом Архитектора, где обычно голосует Константин Черненко. Однако вместо него там появился Горбачев в сопровождении своей жены, дочери Ирины и внучки Ксюши.
Михаил Сергеевич передал свой бюллетень пятилетней Ксюше и помог ей опустить его в щель избирательной урны. Когда умиленные фотокорреспонденты попросили его повторить эту сцену, он широко развел руками, улыбнулся и сказал: “Голосуют только один раз“.
Однако в вечерних новостях по советскому телевизору, где был показан “голосующий" Черненко, о голосующей семьей Горбачева не было сказано ни слова. Этот факт не имел бы особого значения и не заслуживал бы даже упоминания, если бы иностранные журналисты случайно забрели в этот день в Дом архитектора и случайно же застали там Михаила Горбачева со своим домашним женским монастырем. Но это было не так — журналисты были приглашены в Дом Архитектора, хотя им и не было заранее объявлено, кого они там увидят, и они надеялись увидеть и запечатлеть Черненко. Но Черненко был запечатлен независимо от них, в их отсутствие, большими, чем они, мастерами фотомонтажа, а их ждал в Доме Архитектора сюрприз в виде Горбачева и его домочадцев. Обычно такие неофициальные показы организует Комитет безопасности через своих доверенных людей, типа знаменитого Виктора Луи, агента КГБ, который под видом иностранного журналиста время от времени подкидывает в западную прессу сообщения о кремлевских вождях, об академике Сахарове, Светлане Аллилуевой, Солженицыне и других советских звездах мировой величины (причем в большинстве случаев его информация, к которой на Западе относятся с подозрением, оказывается на поверку достоверной). Однако на этот раз на неофициальную встречу с Горбачевым представители мировой прессы были приглашены официально — не Виктором Луи, а Министерством иностранных дел. А это, как и отсутствие даже упоминания Горбачева в вечерних советских новостях, означало, что борьба за власть в Кремле еще не закончена, хотя министр иностранных дел Андрей Громыко уже занял в этой борьбе вполне определенную позицию. Этого никак нельзя было сказать о Председателе КГБ Викторе Чебрикове, который, все еще выжидая, отказался предоставить своих людей для аранжировки этой встречи, и Громыко пришлось воспользоваться собственными, прямыми каналами, что было внове и противоречило обычной практике.
Чем объяснить такую решительность министра иностранных дел и одновременно такую нерешительность шефа тайной полиции?
Прежде чем ответить на этот вопрос, позволим себе сделать одно уточнение, дабы предотвратить контрабандное перемещение настоящего в прошлое, то есть реконструкцию исторических событий исходя из сегодняшнего дня. А соблазн в нашем случае тем более велик, что впервые предсказания западных кремленологов сбылись и “человек № 2“ в кремлевской иерархии стал после смерти своего предшественника “человеком № 1“ — провозглашение Горбачева на Западе в качестве седьмого советского вождя на несколько месяцев опередило его официальную инаугурацию у него на родине. Однако, как мы видели, все то время, пока герольды свободного мира предсказывали ему безусловную победу, в Кремле шла ожесточенная борьба, и политические акции Горбачева на западной бирже были не только выше, но и устойчивее, чем на кремлевской. И обнаруженное нами только что противоречие между Министерством иностранных дел, с одной стороны, и Комитетом госбезопасности и средствами советской пропаганды — с другой, показывает, что, по крайней мере, за десять дней до смерти Черненко вопрос о его наследнике окончательно решен еще не был.
А то, что Горбачев был объявлен Генеральным секретарем с беспрецедентной скоростью — всего через четыре часа после сообщения о смерти Черненко, и впервые советские газеты напечатали портрет умершего вождя на второй странице, ибо первая была занята портретом, биографией и инаугурационной речью его преемника, — все это свидетельствует вовсе не о том, что избрание Горбачева произошло заранее, еще до смерти Черненко. Совсем даже напротив: решение было провернуто так быстро, чтобы поставить соперников Горбачева перед свершившимся фактом и чтобы повернуть дело назад было уже невозможно, — разве что с помощью контрпереворота. Потому что само назначение Горбачева было результатом пусть небольшого и бескровного, но все-таки дворцового переворота. И это было в давних традициях Кремля, ибо каждый его новый хозяин приходил к власти путем переворота: Ленин, Сталин, Хрущев, Брежнев, Андропов, Черненко (“контрпереворот стариков“) и, наконец, Горбачев. А накануне смерти Черненко в Кремле было по крайней мере три заговора — горбачевский, романовский и запасной — гришинский: просто сторонники Горбачева опередили его противников.
И как всю свою жизнь до этого сам Горбачев в заговоре Горбачева играл скорее подсобную роль, а главную, решающую, на этот раз — министр иностранных дел Андрей Андреевич Громыко.
Впервые в своей жизни этот старый кремлевский волк решил сам создать “короля" и справился с возложенными им на самого себя обязанностями превосходно. Он и не скрывал, что в этом заговоре был на стороне Горбачева: именно Громыко произнес на пленуме ЦК особого рода речь, импровизированную, страстную, с личными и полемическими обертонами. С кем он спорил? Кого убеждал? Кого необходимо было убеждать на этом пленуме в правильности сделанного лично Громыко выбора, потому что если Горбачева кто и выбирал руководителем страны, то единолично сам Громыко, который придавил любые возражения своим авторитетом кремлевского старожила.
Ведь он был человеком, который участвовал еще в Ялтинской конференции вместе со Сталиным, Рузвельтом и Черчиллем, и единственным из ее исторических участников, который остался в живых и продолжал стоять на политической вахте, вот уже почти три десятилетия руководя иностранной политикой советской империи. Карьера Громыко началась в тридцатые годы, и он быстро пошел вверх благодаря тому, что во время гигантских партийных чисток Сталин уничтожил заодно и всю ленинскую школу новой советской дипломатии, заменив ее своей, сталинской, верным учеником которой Громыко всегда оставался — в хрущевские времена тайным, а потом все более и более открытым. Вплоть до того, что летом 1984 года именно Громыко был инициатором политической реабилитации своего бывшего шефа 94-летнего Молотова, одного из главных соратников Сталина в его кровавых преступлениях.
Но одно дело восстановить в партии старого и уже безвредного преступника, хотя это и было воспринято в Советском Союзе как еще один знак возвращения сталинской эпохи, а другое — одним силовым, волюнтаристским актом посадить на кремлевский престол нового вождя, взяв на себя личную ответственность за его выбор.
Чем этот выбор был продиктован? Заботой о будущем империи? Представлением о том, каким должен быть советский вождь? Либо поставив на Горбачева — а будем помнить, что выбор у Громыко был невелик — он руководствовался больше личными интересами и брал реванш за былые унижения (особенно при Хрущеве, который его в грош не ставил) и обеспечивал себе с помощью послушного и благодарного протеже спокойную и почетную старость? Не исключено, что, помимо других, Громыко в своей апологии Горбачева убеждал и самого себя в правильности сделанного им выбора.
Не станем пересказывать все эпитеты, которыми Громыко украсил свой панегирик Горбачеву, но укажем зато на страстный личный характер этого представления — Громыко постоянно ссылался на свой собственный опыт: “Я могу лично подтвердить это", “Благодаря моим обязанностям, мне это виднее, чем другим товарищам" и т. д. А так как обязанности Громыко в течение всей его долгой карьеры были ограничены иностранными делами (и его товарищи по партии даже предъявляли ему претензии, что в его речах недостаточно идеологии), то критерии, которые он выставил в качестве главных при выборе Генерального секретаря, тоже были связаны с международными отношениями. И это было удивительно по двум причинам: во-первых, так было в истории партии впервые, во-вторых, международными критериями оценивался деятель, который большую часть своей жизни провел в своем родном краю, занимаясь сельским хозяйством, и весь его международный опыт сводился к нескольким — скорее развлекательным, чем деловым — поездкам за границу в самые последние годы.
Речь Громыко свидетельствовала, однако, о его собственной ограниченности, ибо для Советского Союза в том состоянии экономической, идеологической и демографической деградации, в котором он сейчас находится, первостепенны именно внутренние дела, но никогда в жизни Громыко ими не занимался, да они его и не очень занимали.