Книги

Заговорщики в Кремле. От Андропова до Горбачева

22
18
20
22
24
26
28
30

Весь вопрос, как прочна власть, доставшаяся Горбачеву из рук министра иностранных дел — случай сам по себе необычный в кремлевской практике.

Кремль в последнее время, как лоно больной женщины, — место, где плод (лидер) надолго не приживается, чему свидетельство два последних выкидыша: Андропов и Черненко. Они, правда, не подходили на роль кремлевских дебютантов по физическим причинам: один по своим болезням, которые, похоже, были усугублены покушением на него; другой по старости, которая сама по себе есть болезнь — неизлечимая и прогрессирующая. Но вспомним такого временщика, как Маленков, который после Сталина был главой правительства меньше двух лет. Вспомним, как буквально чудом удержался у власти Хрущев, когда в 1957 году против него взбунтовались чуть ли не все его коллеги по Политбюро и как спустя еще семь лет он был-таки изгнан из Кремля в результате дворцового переворота.

Борьба за власть в Кремле не кончается со смертью одного вождя и приходом нового. Иногда она с этого только начинается. Разве не удивительно, что в разрез с традицией, “похвальное слово" Громыко не было опубликовано ни в одной советской газете, а только в специальном бюллетене, да и то спустя неделю. И то, что в конце концов шеф Комитета госбезопасности поддержал Горбачева, с одной стороны, было основано на трезвом расчете: скорее суетливым и легко возбудимым, чем энергичным Горбачевым легче управлять, чем самоуверенным и спесивым Романовым, а с другой — является результатом торговой сделки: взамен КГБ получил два дополнительных места в Политбюро и полный контроль над иностранными делами империи.

Согласно достоверным сведениям, Романов оказался менее сговорчивым и, опасаясь ослабления своей в перспективе единоличной власти, шел на меньшие уступки КГБ, что обошлось ему в конечном счете значительно дороже. Боясь уступить часть, он потерял все: не только проиграл Горбачеву, но и лишился даже тех постов, которые у него были — поста члена Политбюро и секретаря ЦК. Официально он был освобожден от обеих должностей по собственной просьбе, которую объяснил плохим состоянием здоровья — очевидный нонсенс, особенно на фоне того предсмертного состояния здоровья Брежнева, Андропова и Черненко, которое не мешало им занимать высшие имперские посты до самой могилы. И хотя истинная причина опалы Романова была секретом Полишинеля и всем было ясно, что он пал в борьбе за власть, его противники не преминули распространить слух о том, что он окончательно спился, — ставший уже традиционным орудием борьбы с Романовым: от истории с разбитым на свадьбе его дочери сервизом императрицы Екатерины Великой до будто бы непристойного поведения на приеме в соседней Финляндии уже в период междуцарствия Черненко. Падение Романова задним числом наглядно показало, как близок он был к кремлевской вершине. Роковой ошибкой Романова было то, что, опираясь на маршала Огаркова, он переоценил роль армии и одновременно недооценил роль КГБ и его количественный и качественный перевес над всеми остальными группами в Кремле.

Подводя итоги прослеженной нами борьбы Романова и Горбачева, отметим попутно, что персональное их отличие друг от друга не так уж и существенно с политической точки зрения, особенно ввиду усиления позиций в Кремле Комитета Государственной Безопасности.

Именно этим обстоятельством и объясняется, что в нарушение сложившейся в последние восемь лет кремлевской традиции Горбачеву не удалось сразу же присоединить к своему высшему партийному титулу высший государственный. Почетный пост президента достался Андрею Громыко, что церемониально возносило его на самую вершину государственной пирамиды и гарантировало ему торжественные похороны на Красной площади.

Другими словами, это был путь вверх по лестнице, ведущей вниз. Поэтому более существенно, что одновременно с церемониальным возвышением Громыко, освобождалась важнейшая в кремлевской структуре должность министра иностранных дел, которую КГБ тут же прибрал к своим рукам, назначив на нее своего человека Эдуарда Шеварднадзе, который совершил сказочный скачок из своей кавказской провинции сразу же на мировую арену. Кстати, это был первый грузин в Кремле за последние 32 года — со времен Сталина и Берии.

Но самое главное, эта перестановка лишала Горбачева возможности, заняв еще один пост, сосредоточить у себя слишком большую власть. Тем самым обеспечивалось дальнейшее коллегиальное руководство империей, со все растущим перевесом КГБ по сравнению с другими кремлевскими группами — сходящими со сцены геронтократами и новым поколением партократов, типа Егора Лигачева и Николая Рыжкова (которые также тесно связаны с органами госбезопасности и оба являются протеже Юрия Андропова). Вообще, после смерти последнего не было сделано ни одного кремлевского назначения, которое противоречило бы его воле, словно бы Андропов тайно продолжает руководить Кремлем из могилы, тем более она находится поблизости — на Красной площади.

Даже окончательное возвращение из опалы маршала Огаркова летом 1985 года было сделано вопреки желанию Горбачева, но согласно воле Андропова, который из числа всех военных более других приблизил к себе именно этого маршала — за его решительность, бескомпромиссность и агрессивность.

Само авторство этой почти шахматной комбинации с перемещением Андрея Громыко, захватом Комитетом госбезопасности контроля над министерством иностранных дел и ограничением власти Горбачева, согласно достоверному источнику, принадлежало совместно генералам КГБ Виктору Чебрикову и Гейдару Алиеву. Последний был дружен с Шеварднадзе еще с кавказских времен, когда они оба, при поддержке Андропова, осуществили в своих республиках один за другим полицейские перевороты, а те, в свою очередь, послужили Андропову своеобразными репетициями перед тем как он совершил аналогичный переворот на главной кремлевской сцене. Пока Горбачев был занят мстительной расправой со своим бывшим соперником Романовым и демонстративными “ выходами в свет" вместе со своей честолюбивой супругой Раисой Максимовной (встречи с “народом" в Москве, Ленинграде, на Украине, в Сибири, приемы иностранцев, поездки за границу), его кремлевские коллеги тем временем продолжали закулисные маневры, ограничивающие его власть и увеличивающие их собственную.

Вот почему при всем нашем желании сделать хоть какой-то прогноз, мы бы не решились сказать, что Горбачев достаточно молод, чтобы руководить Россией в следующем столетии, ибо дело не только в возрасте, а часто и вовсе не в возрасте. Поэтому и на более близкие времена мы бы загадывать не стали.

Власть в Кремле — это хождение по канату либо по тонкому, в самом начале зимы, льду, под которым текут глубокие воды. Оно требует высокого мастерства и сопряжено с большим риском.

Глава седьмая

ЗНАКОМЬТЕСЬ: МИХАИЛ ГОРБАЧЕВ ПОЛИТИЧЕСКИЙ ДЕБЮТ В МОСКОВСКОМ УНИВЕРСИТЕТЕ

Если сама русская история является собственностью кремлевских правителей, и они отпускают ее народу в соответствии со своими нуждами, то тем более они считают своей личной собственностью свои биографии и перекраивают их, как хотят.

И не только биографии, но даже фотографии.

Если Сталина делали выше ростом и убирали с его лица оспины, если Брежнева в его последние годы, а Андропова и Черненко на всем протяжении их недолгих лет царствования показывали в цветущем здравии (в то время как они одной ногой уже стояли в могиле), то и над нынешним советским руководителем ретушерам из советских газет и телевидения приходилось немало трудиться. Дело в том, что у Горбачева справа, по лысине, растеклось немалых размеров родимое пятно, от которого несколько менее крупных, но заметных “родимчиков" продолжаются на лбу до самых бровей. Это было бы серьезным недостатком, если бы Горбачев собирался заново жениться либо стать актером в Голливуде. Но его вознесению на вершину кремлевского холма это, как мы теперь знаем, не помешало. И тем не менее, на всех официальных портретах Горбачева — от тех огромных, которые по праздникам вывешивались на улицах и площадях, до портрета на первых страницах газет в день его назначения Генеральным секретарем коммунистической партии — это родимое пятно отсутствовало. Изредка только эта памятная отметина мелькала на телеэкранах. В чем здесь дело? В привычке ко лжи, когда нет в ней никакой нужды, по традиции, по инерции, безотчетно? Или боялись повредить Горбачеву в народном мнении о нем? Или не хотели оскорбить эстетическое представление народа о вожде — каким он должен быть внешне: представительным, импозантным, без видимых физических недостатков?

Однако, одно дело — официальные портреты Горбачева, которые сравнительно редко до недавнего времени публиковались и вывешивались прилюдно. Совсем другое дело — теперь, когда советские средства массовой информации должны показывать его регулярно, так сказать, в нормальном виде, интенсивно освещая его публичную деятельность: встречи с иностранными представителями в Кремле, поездки за границу, выступления на собраниях и так далее. Как теперь быть?

Так вот, на групповых снимках, в кино и на телекадрах в Советском Союзе Горбачев почти всегда изображался слева в профиль, так что могущее его скомпрометировать в глазах советского народа родимое пятно не заметно. Подход к Горбачеву с правой стороны советским фотографам и кинематографистам запрещен — об этом мы знаем от бывших наших московских коллег-журналистов, но это и так было видно по советским телекадрам и газетным фотографиям. Однако, когда Горбачев появлялся на трибуне Ленинского мавзолея либо на Шереметьевском аэродроме в низко надвинутой шляпе или каракулевой папахе на голове, к нему разрешалось подходить и снимать его с любой стороны[22].

Естественно, что если даже в фото и кинодокументах возможны такие манипуляции и подтасовки, то еще легче производить их в советских газетах и энциклопедиях, в биографических справках о кремлевских вождях. Но если для того, скажем, чтобы распознать визуальную фальсификацию достаточно просто сравнить снимок Горбачева с его же снимками в западной прессе с целым архипелагом родимых пятен на голове, то словесную ложь распознать куда сложнее. А именно со лжи начинается официальная биография Горбачева. Причем, эта ложь из советской прессы перекочевала в мировую без особых затруднений именно потому, что как раз в этом начальном пункте его биографии трудно было заподозрить хоть какой-то подлог.