В то же время Мартьяныч говорил:
– Главное страшно важно… В сумочке положила бумажки, где записала, что вы ей сказали…
– Ничего она не записывала. Да где же?
Женщина продолжала рыться.
– Нет, нет, было. Записала и положила.
– Не я ей сказала, а она мне сказала… По шоссе, за Преображенской заставой 1-й проселок за собачьей будкой, так ведь?
– Вот именно: за собачьей будкой! Налево! – Соврал с разгона Мартьяныч и сам удивился.
– Да это и не нужно, ведь мы с ней будем ждать… Нету сумочки.
– Как же быть-то?
– Но она же будет у меня сегодня!
Женщина придвинулась близко.
– Какие у вас брови! Вы с этим вместе!..
Пахнуло в лицо пудрой, чем то сладким, незнакомым…
А в голове быстрая, невесть откуда, четкая мысль:
– Ура… И своих сразу выдала… А громко:
– Да, да. И выбежал. Про себя: – Да здравствует рабочая революция. Разгромить этот притон.
Все-таки стало легче, когда вышел.
Дора Яковлевна перебегала Тверскую.
Вдруг, вне себя от изумления: