Нужно было чем-то заняться. Даже мысли попытаться ухаживать за вялой красавицей в голову не приходило.

В храме любви я, видимо, оказался совершенно лишним.

— Расскажи о себе, — попросил я девушку, когда сидеть без дела стало совсем невыносимо.

— Что обо мне говорить, — после очередной долгой паузы ответила она, — я как все.

— Понятно, — только и смог сказать я.

Дольше сидеть и ждать неизвестно что я был не в силах. Встал, размял плечи и толкнул прикрытую дверку. Она не открылась. Я надавил сильнее, она и теперь не поддалась. Это было странно. В этой части дома было так тихо, что если бы кто-то подошел и запер нас снаружи, то я непременно это услышал. Плохо настеленные полы так скрипели при ходьбе, что неслышно прокрасться было нереально. Я чертыхнулся.

— Сейчас отсюда нельзя выходить, — подала голос Прасковья. — Скоро у нас с тобой будет праздник!

— Видел я такой праздник в одном месте, в белых тапочках, — проворчал я, предпринимая новую попытку выйти наружу. Страшно мне не было. Со мной оставалось оружие, так что отбиться от здешних клоунов я мог свободно. Удивляло, кто нас запер, и как ему это удалось.

— Тише, — попросила каким-то больным голосом Прасковья, когда я совсем расшумелся и начал колотить в дверь каблуком, — нас накажут!

— Пусть попробуют, — сердито сказал я, но стучать перестал. Слишком жалок и испуган был ее голосок. — Ладно, подождем еще немного, а потом я все равно выломаю дверь.

Словно почувствовав, что мое терпение на исходе, за наружной перегородкой послышались чьи-то шаркающие шаги, добрались до нашей двери и остановились. Я ждал продолжения. Дверца легко скрипнула и свободно открылась. Опять, как и в прошлый раз, мелькнул огонек свечи, в полной темноте показавшийся слепящим. Он легко дрожал в старческой руке. После того, как я воочию увидел старуху, ничего мистического в ее появлении не просматривалось. Бабка вошла в коморку. Была она такой сгорбленной, что в низкий проем прошла, не согнувшись.

— Заждались, голубки? — добродушно спросила она дребезжащим голоском. — Принесла вам отвар, радуйтесь.

— Спасибо, — поблагодарил я, принимая из ее руки кружку с зельем. — Садитесь, бабушка, отдохните.

— Спасибо, милый, я и впрямь забегалась. Хлопот полон рот, а годы на плечи давят, за ноги цепляются. Пожалуй, чуток погощу.

Старуха, не выпуская из руки свечи, с трудом села на низкую лавку и заерзала, устраиваясь поудобнее. Мне показалось, что, в отличие от остальных обитателей трактира, она вполне нормальная, самая обычная старушка без тяги к всемирной любви. Нужно было воспользоваться ситуацией и попробовать выведать у нее хоть что-нибудь путное. Я торопливо придумывал, как ловчее завести разговор, но ничего сказать не успел, она заговорила сама.

— Ты, милок, сюда доброй волей попал или силком притащили?

— У меня здесь товарищ, Федор, такой высокий стройный парень, ты его, наверное, знаешь. Зашел его навестить, да вот оставили на обед, а теперь, похоже, и на ужин.

— Федю-то? — переспросила она. — Нет, не помню, они здесь всякие, а глаза у меня старые плохо видят, на лица всех и не упомнишь. Вот по голосам, кто долго живет, знаю. У твоего друга какой голос?

Описывать обычные голоса словами я не умел, потому замялся с ответом.

— Не тот ли что пришептывает?