— На фига мне это надо? — безо всякого почтения спросил я. — Мне и титул окольничего не нужен. Жил я себе просто и еще проживу. Пойдем-ка, государь, спать, утро вечера мудренее.
— Не хочу спать, расскажи-ка мне лучше про свою украину.
— Что про нее рассказывать? — ответил я и невольно начал вспоминать, как всего год назад жил себе спокойно в столице Российской Федерации, имел ванную и теплый клозет, шарашился в Интернете, смотрел по телевизору новости и бесконечные сериалы и знать не знал ни о каких царях и, тем более, боярах. Потом разошелся с женой и с горя отправился на машине прокатиться по Руси Великой. Тогда-то я и попал в заброшенную деревню с единственной жительницей, странной женщиной по имени Марфа Оковна. На первый взгляд была она обычной крестьянкой, но когда мы ближе познакомились, оказалось, что ей ни много, ни мало, а целых триста лет. Вот она-то заслала меня, дай ей бог здоровья, в далекое прошлое…
— У нас на родине все совсем по-другому, чем здесь у вас, — твердо сказал я царю. — Народ у нас красивый, вольный и сплошь грамотный.
— Врешь! — перебил меня он. — Быть такого не может, на всей Руси такого места нет и быть не может! Я ее всю пешком прошел из конца в конец!
— Не вру, у нас не то, что у вас, у нас очень высокая культура! — высокомерно повторил я. — Мало того, что все умеют читать и писать, мы пишем не только на пергаменте, а на чем угодно. У нас все заборы и подъезды исписаны всякими словами, причем не только русскими, но даже иноземными! Ну, там: «Спартак — чемпион», fuck или, скажем, «Ксюша — дура».
Меня начало распирать от гордости за нашу великую, культурную державу, в недалеком прошлом самую читающую в мире.
— А какие у нас песни поют, заслушаешься!
Я хотел напеть что-нибудь величавое и патриотичное, но вспомнил только шлягер школьных дискотек и пропел:
— Не понял, — перебил меня Лжедмитрий, — то есть как это везде? Уточни!
— Не могу, — твердо отказался я, — не царское дело такие места целовать, такое только у нас на краю земли сходит.
— Забавно говоришь, понимаю, что все врешь, не может быть такого распутства на Святой Руси, но слушать интересно. А у нас-то в Москве ты давно обретаешься?
Я посмотрел на царя с некоторым скептицизмом. Он в столице всего месяц, а уже говорит «у нас», тоже мне коренной житель!
— Я в Москве, считай, родился, потом уехал, но снова вернулся!
В том, что я говорил, была доля правды.
В эту смутную эпоху я попал совсем недавно, в марте месяце текущего 1605 года. Отправился из начала XX века разыскивать жену, попавшую в средневековье, не нашел и, похоже, задержался здесь надолго. На эту рискованную авантюру меня подбила некая координационная историческая служба, пытающаяся корректировать прошлое, направлять его в такое русло, чтобы земляне своими активными действиями друг против друга не лишили себя будущего. Служба, как я потом понял, набирала волонтеров, способных адаптироваться в сложных исторических условиях, и наткнулась на меня.
К этому времени я уже довольно долго по инициативе упомянутой выше Марфы Оковны болтался в разных эпохах, набил руку в борьбе с трудностями и, видимо, этим понравился координаторам. Мне сделали предложение, которое было заманчиво относительной свободой выбора: они меня перемещают в прошлое, а я в нем живу, как хочу, и делаю, что хочу. Кто же от такого откажется?!
— Давно вернулся? — уточнил царь.
— Нет, совсем недавно, — ответил я. — Приехал и почти сразу познакомился с Федором Борисовичем Годуновым.
— Ненавижу Годуновых, они хотели меня убить! — нервно заявил царь. — Отеческий престол отобрали!