Причина светового шоу для светского Петербурга была вполне очевидна: владелец роскошного объекта столичной недвижимости генерал-адмирал Великий князь Алексей Александрович давал бал в честь победы русского флота в войне с Японией. ЕГО флота. От главноуправления которым он был отставлен в критический момент боевых действий на Дальнем Востоке. Отстранен почти на полгода! Несправедливо, беспричинно…
И в своей обиде он был не одинок. Безвинной жертвой несчастного мгновения не раз публично называла Алексея Александровича вдовствующая Императрица. Сочувствовали ему, в подавляющем большинстве, и приглашенные гости. За исключением, пожалуй, лишь самого творца вопиющей несправедливости — Императора Николая Александровича, Великой княгини Ольги Александровны, свежеиспеченного морского министра Дубасова с его карманной «морской фрондой», да нескольких персон из ближайшего окружения Николая, не пригласить которых для генерал-адмирала было бы моветоном. Тем паче, что и сам он страстно желал их непременного присутствия! Восстановление справедливости требует пусть не формально-явного, но публичного и понятного всем покаяния Дубасова и его лизоблюдов.
«Если Федор хочет остаться в министерском кресле, а его протеже — при погонах и должностях… на какое-то время, то за свои геройства по части „попинать раненого льва“, эта компашка сегодня сторицей заплатит. Как и за травлю Авелана, Старка и бедняги Верховского. Будут каяться и сапоги целовать! А дрянного щенка-лейтенанта, что орал в Мариинке с галерки „это не прима, это эскадра! На ней камней на два броненосца!“ я уж непременно найду, как показательно отблагодарить. За каждую слезку моей маленькой шалуньи. Молокосос паршивый! — Алексей Александрович в сердцах сплюнул, — Без меня распустили языки флотские. Ну, погодите! Выдам я вам, по первое число. И ренегатам Нилову с Кузьмичем напомню кое-что. Qui cesse d‘être ami ne l‘a jamais été[8]…
И еще — молодой да ранний. Господин фаворит Банщиков. Этот фрукт должен раз и навсегда зарубить себе на носу, что здесь кабинетной системы, как у немцев, я не допущу никогда! Тем более с таким смазливым выскочкой-сопляком за конторкой. Отныне роль „военно-морского секретаря“ при особе Императора — регистрация моих и министерских бумаг на Высочайшее имя. И мы еще посмотрим, как он будет с этим справляться.
Жаль, конечно, что на сегодняшнем балу не будет старшего брата и его супруги: Владимир Александрович в Тифлисе, а прямо оттуда, как он телеграфировал, выезжает в Варшаву. Что уж именно они с Николаем не поделили, он не говорит. Но, надеюсь, все это понемногу образуется. Понял же, в конце концов, племянник, что я был прав тогда. Будем ждать, что Владимир со временем также будет возвращен. Пока же, к сожалению, Мария Федоровна подтвердила: ее отпрыск и слышать об этом не желает. Сашкино упрямство проклюнулось в нем. Но папаша был поотходчивее, пожалуй.
Да, Ники крепко „забрал власть“. Нынче он еще и победитель. Матушка у сына и так не особо в авторитете, судя по финским делам. Что для нас очень печально. Давно такой расстроенной ее не видел. Похоже, время наших родственных наставлений окончательно прошло. Мальчик вырос. Теперь — только советы. Дружеские. Autres temps, autres mœurs[9].
Наивно с моей стороны списывать ту нашу ссору на „Полярной“, после вывода через проливы Чухнина, на его возбужденные нервы. Похоже, Ники специально про встречу с Вильгельмом мне рассказал, чтобы спровоцировать на грубость, а затем удалить от дел на эти критически важные месяцы. Или я ошибаюсь? Откуда в нем такое коварство?
Но как отвратить его от явных симпатий к германцу? Если бы он только представлял себе, какое впечатление эти его заигрывания с тевтонами производят на обоих берегах Ламанша! Что только не выговаривали мне в Париже. А „наш дурачок Ники“ улыбается себе в усы и, знай, гнет одно и то же. Про „все яйца в одну корзину не кладут“.
Ладно, — англичане. И, Бог с ними, даже американцы. Это я еще понимаю. Но немцы! Они уже добились у него неслыханных преференций для их капиталов. И, судя по составу будущих гостей, Вильгельм не собирается останавливаться на достигнутом. Я поражаюсь французскому долготерпению! Конечно, если быть откровенным, пруссаки сейчас многое научились делать лучше галлов. Особенно железки. Только, вот незадача: La belle cage ne nourrit pas.Красивая клетка соловья не накормит…
Про дружбу царева наперсника Банщикова с фон Гинце, мне только ленивые уши не прожужжали. Но этот молодой человек, конечно, лишь виньетка чего-то более серьезного. Я не сомневаюсь, что Ники через Ольгу Александровну и ее любимчика повел с кузеном Вилли свою игру. Что делать: если лев отнял добычу, волкам достаются объедки. Самое умное, не лезть пока в его дела с тевтонами. Не удивлюсь, если моя временная опала была задумана любимым племянником специально. Пока они с Вилли обстряпывали дельце. И тут, как говорится, ловить нечего. Но, разве бы я его не понял? Сказал бы откровенно! Я бы не стал мешать. Главное — определить границы интереса. Не задумал же он отобрать ВСЕ? Нет, Ники слишком тактичен и разумен для столь бестактной пошлости…
Или я сам себя утешаю? Как тогда понимать мутные, непонятные телодвижения, что начинаются вокруг каспийских нефтепромыслов? Разве Николай не боится остаться без кредитов Ротшильда? И только ли в своих интересах зачастил ко Двору мистер Крамп, которого кое-кто здесь уже прозвал за глаза „Дальневосточным Бёрдом“. Говорят, и слухи эти не беспочвенны, что за спиной пронырливого филадельфийца маячит сам Рокфеллер. И еще это изгнание Витте…
Я предупреждал парижан, что без помощи филигранной логики Сергея Юльевича, Ламсдорф — вне игры. И даже моего политического веса мало, чтобы перебить немецкую карту. Заход со стороны вдовствующей Императрицы сегодня — не слишком силен. Что и подтвердилось. Николаша? Этот явно трусит. Чем-то его Ники пугнул. Владимир? Тот и вовсе в форменной опале. Сергей же после памятного летнего скандала вокруг земцев и обещания „представительства“, до сих пор строит из себя оскорбленного. Глупец! За свои интересы нужно бороться! Иначе немцы и американцы отхватят все. С пальцами. А есть еще и Захаров, обхаживающий генерала-инспектора. С Сандро он давно на короткой ноге.
Может статься, что сегодня — наш последний шанс. Мы должны попытаться отыграть партию. Тем более, идти на слом союза с Парижем — форменное политическое безумие. Это наш главный козырь. Мсье Бомпар[10] должен дать в руку. Пусть вспыльчив лотарингец и не столь приятен для Ники, как его предшественник граф Монтебелло, но я надеюсь, что ставка француза сыграет…»
Возможно, рассудив на холодную голову, генерал-адмирал решил бы повременить с пышным праздничным мероприятием. Например, до возвращения в столицу адмиралов и офицеров ТОФа — подлинных героев баталий, отгремевших в дальних морях.
Но, во-первых, это была реальная возможность для разговора по душам с Ники до неизбежного теперь прибытия в Питер кайзера. Причем, Николай Николаевич, и Мария Федоровна, также примут в этом разговоре участие. Французское влияние при Дворе явно дало трещину. И со столь вопиющей и пугающей несправедливостью пропарижская часть камарильи мириться не желала. А кому, спрашивается, понравится резкое сокращение его «кормовой базы»? Рука, того и гляди, сама потянется к табакерке…[11]
А, во-вторых, приветственные адреса и телеграммы от Алексеева, Гриппенберга, Макарова, Безобразова, Руднева и великих князей Михаила Александровича, Александра Михайловича и Кирилла Владимировича разбередили его чувственную душу. Отказать себе в удовольствии поскорее вкусить публичный елей хора льстивых дифирамбов в свой адрес, еще и в присутствии главного гонителя-обидчика, Алексей Александрович просто не мог.
Как, увы, не мог и Николай отказаться от приглашения своего дяди…
Генерал-адмирал прибыл домой за пару часов до им же самим назначенного времени начала бала. В ожидании хозяина, все к сему действу причастные, от церемониймейстера до привратника, успели известись, пребывая в смущении из-за его отсутствия. Увы, поезд из Гельсинкфорса опоздал на четыре часа: охрана заподозрила финских радикалов в закладке под пути адской машинки. Которую, в итоге, так и не нашли. Как и авторов подозрительных следов возле железнодорожного полотна.
Угодив, что называется, с корабля на бал, первым делом Алексей Александрович приказал выяснить, вернулась ли из Первопрестольной вдовствующая Императрица. Ведь ей, по их договоренности, предстояло стать хозяйкой и Первой дамой ЕГО бала. Однако оказалось, что страхи напрасны. Мария Федоровна не только сама уже была в столице, но и уговорила приехать с ней Великого князя Сергея Александровича с супругой.
Брат, хоть и пытался сперва отговориться, манкируя нежеланием встречаться с Ники, перед натиском «крошки Минни», способной в одну секунду превратиться в «Гневную», не устоял. Это стало приятной новостю, так как поддержка Сергея в неизбежном большом разговоре с Николаем была очень кстати. Авторитет его в глазах племянника был высок, вдобавок, их жены — сестры.