Шум и гам торгового порта остались позади. Весеннее солнце ласково припекало, а где-то слева, в парке, надрывались грачи и радостно гомонили разные прочие птицы…

Дублин был красив. Какой-то особенной, неброской красотой, в которой сдержанно перемешены мазки помпезной британской имперскости, средневековая готика и общая для всех крупных городов Европы «единофасадность», экономящая как место, так и две торцевых стены на каждые два дома.

— Вы в первый раз здесь, Василий Александрович?

— Не только здесь, Евгений Яковлевич. Я вообще впервые на Британских островах.

— Правда? А я так не подумал бы. В Лондоне Вы прекрасно ориентировались.

— Ну, время-то на подготовку у нас было, — улыбнулся Балк своему спутнику, — А Вы, как я посмотрю, что там, что тут, в Дублине, — как будто у себя дома.

— Я действительно бывал здесь раньше. Было дельце… — задумчиво кивнул Василию Максимов, — «Ведомости» поспособствовали, в девятьсот втором.

— Не жалеете, кстати, что журналистика в прошлом?

— Смеяться изволите? Я, когда в Маньчжурию ехал, и помыслить не мог, что так все повернется. Что мне оставалось тогда? Японскую пулю или штык найти…

Век не забуду Михаилу Александровичу того, что все это писательство в прошлом. И Вам, друг мой, что поверили в старика.

— Ой, да ладно прибедняться, Евгений Яковлевич! Уж чья бы, пардон-с, мычала. Вы и сейчас, что на штыках, что на лопатках в окопе, любому юнцу пять очков вперед дадите. А про стрельбу скромно умолчу, — Балк задорно подмигнул Максимову, снимая кепку и проводя рукой по влажной шевелюре, — Припекает изрядно, кстати…

«Знал бы ты, мой дорогой, что мы с тобой ровестники, не страдал бы комплексом неполноценности. Воин ты от Бога, Яковлич, не шелкопер. Хоть перо твое тоже далеко не бесталанное».

— Не студитесь понапрасну. Обманчивая погода. Сверху-то тепло, а в спину с моря — тот еще сквознячок подпирает.

И, все-таки, как Вам Дублин показался? Правда, приятный город? А мосты какие…

— Мне понравился. Вот если бы еще речку между набережными убрать, совсем на наш столичный Невский похоже будет.

— Кстати, да! А мне и не приходило в голову такое сравнение, — Максимов удивленно взглянул на своего спутника и улыбнулся, — У Вас оригинальный взгляд на многие вещи, Василий Александрович.

— Просто свежий. Я здесь впервые…

Оживленно о чем-то болтая, пара то ли клерков, то ли подрядчиков, свернула с Вуд Куэй, и оставив позади ее дровяные баржи и плавучий магазин керосина, по трехарочному гранитному мосту О’Донована протопала над искрящейся солнечными зайчиками Лиффи. Неторопливо пройдя вдоль литой ограды монументального комплекса Судебных палат и миновав небольшой сквер, они вышли на Чансери-стрит, где находилась конечная точка их сегодняшнего путешествия.

Маленькому пабу «Стаутс дек», как по уровню сервиса, так и по числу посетителей, было далеко до «Лонг Холла», «Пэллас Бара» или «Миллиганса». В ряду из пары сотен аналогичных заведений дублинского общепита, — или общепития, тут сразу и не решишь, как именно будет вернее, — сия заурядная забегаловка была обречена занимать довольно скромное место. Но так уж сложилось, что именно ей предстояло вскоре сыграть особую, знаковую роль в истории Ирландии…

Придержав так и не успевший звякнуть колокольчик, Василий пропустил Максимова вперед и аккуратно притворил за собой дверь. В помещении царил полумрак — шторы на окнах были приспущены, и лишь за стойкой горела пара светильников, освещавших не только бесстрастно взиравшего на гостей хозяина заведения, но и живописный строй разноцветных бутылок за его спиной. Лоток с парой десятков свежевымытых пинтовых кружек и торцы массивных дубовых бочек с надраенными до блеска бронзовыми кранами дополняли интерьер его рабочего места.