— Ты выживешь и исправишь то, что мы начали ломать. — Она берет его за руку. — Потому что мы вольно или невольно способствовали возникновению цепной реакции. Мы привлекли так много внимания к одному правилу, которое нам не понравилось… подорвали понятие о высшем благе. — Она смотрит на него, взывая к его пониманию. — Я не думаю, что Европия была для меня утопией. Я никогда не вписывалась в идеалы индивидуализма, но это не значит, будто я рада тому, что они рушатся. Поэтому, пожалуйста, Макс. Тебе нужно вернуться и все исправить.

— Я не могу этого сделать, Кэри.

Она вздыхает:

— Я боялась, что ты так скажешь.

— Тебе нужно знать: я видел свою жизнь без тебя, и, откровенно говоря, она мрачная.

— Она может стать нормальной.

— Я знаю, что нет. Я видел это, — говорит он. — Моя семья не простит мне, и для меня там, внизу, не останется места. Навыки, которыми я владею, вещи, которыми хочу заниматься… Я никому не нужен, если тебя нет. Без тебя я не герой.

Кэрис задумывается.

— Но мы разрушили это, Макс.

— Нет.

— Да. Мы способствовали тому, чтобы они начали пересматривать правила. — Она прикасается к нему.

— Это может быть правдой, — говорит Макс, — и мне больно признавать это, но любая система, которую смогла сломать моя любовь к тебе, похоже, изначально являлась достаточно хрупкой.

Она выдыхает, снова взяв его за руку:

— Вау.

— Я знаю.

— Я в это не верю. Макс Фокс отвергает утопию?

— Это правда.

— И еще, извини, ты только что сказал, что любишь меня?

— Конечно люблю. Я сожалею лишь о том, что нечасто признавался в этом. Мне стоило говорить такие слова каждый день.

— Нет, — тихо отвечает она. — Так это почему-то кажется более значимым.