— Я получил все, что хотел.

Тех же, кто в обществе анонимных алкоголиков не мог похвастаться трезвым существованием в течение последних пяти лет, Миллер начинал сторониться, что Гарри находил неприличным. По профессии Миллер был водопроводчиком, а среди членов общества он выдвинулся в самозваные лидеры.

Гарри увидел, как появилась Гейл и села рядом с Миллером, взяв у него стаканчик кофе. Гейл недолюбливала Хайзена и держалась с ним отчужденно. Удовлетворенный ее появлением, Гарри открыл собрание.

— Меня зовут Гарри и я — алкоголик. — Тут он увидел Спринджера, усевшегося рядом с Гейл. Его темно-коричневый загар резко контрастировал с непривычно белой рубахой, он был похож на сбежавшего из дома беспризорника откуда-нибудь из Сингапура. Его вид также напомнил Гарри фотографии военных моряков времен второй мировой войны, загорающих в белом исподнем где-то на берегу океана под тропическим солнцем, бритоголовых, с блестящими глазами.

Гарри говорил, наверное, полчаса, рассказывал историю своей жизни, вспомнил несколько эпизодов, связанных с зависимостью от спиртного. Он говорил о своей юности, родителях, учебе в школе и колледже, службе на флоте и работе в Нью-Йорке, поведал об автомобильных авариях, неприятных стычках с представителями закона, неспособности завязать серьезные отношения с женщинами более, чем на несколько дней. Потом он упомянул о «любви всей своей жизни», конечно, не называя имени Гейл и не адресуя свои слова непосредственно ей. Он описывал ее как женщину, которая «усилила мою тягу к спиртному».

При этом он взглянул на Гейл, встретился со взглядом ее зеленых опустошенных глаз. Она прекрасно поняла, о ком он говорит, но Гарри не был уверен, что до нее доходят все его слова и она чувствует его заботу о ней.

В конце он вкратце рассказал об истории ограбления банка, которая подвигла его бросить пить.

— Теперь я знаю, что я на самом деле хотел быть схваченным. Возможно, это и было причиной, по которой я участвовал в налете. Эта мысль была у меня в подсознании. Я понимал, что если меня не арестуют и я не попаду за решетку, меня ждет смерть от алкоголизма. Я был уверен, что не смогу сам завязать, никакие лекарства и увещевания мне не помогут, слишком я привык к выпивке. Тюрьма помогла мне лучше, чем лечебница для алкоголиков, я сошел с дорожки, ведущей к саморазрушению. Это было просто удачей, когда полицейские схватили меня в отеле «Ритц» и наша «последняя вечеринка», как мы это называли, кончилась. — На этих словах он закончил свое выступление.

После аплодисментов был объявлен перерыв на кофе, и Гарри направился к последним рядам, где сидела Гейл. На ней был теплый джемпер, одетый поверх белой блузы. Гейл была очаровательна в этом наряде, загорелая, с платиновым блеском волос и сверкающими зелеными глазами. Трудно было сейчас поверить, что она алкоголичка. По сравнению с другими вынужденными трезвенниками Гейл выглядела очень свежей и чувственной.

Он понимал, что не стоит испытывать ее терпение и заставлять слушать еще одного оратора, который не скажет ничего для нее нового. Он не возражал, если она уйдет, не дожидаясь следующего оратора и дискуссии.

Гейл поискала глазами Спринджера, который прогуливался по церкви. Гарри спросил ее, звонил ли Раскин.

— О, да, все в порядке, — ответила Гейл. — Блайден обещал достичь какое-то компромиссное решение об авторстве. Он считает, что нам нужно пообщаться. Здорово, что ты позвонил ему, Гарри. Думаю, теперь все будет в порядке.

Гейл окликнула Спринджера и поставила свой невыпитый кофе на поднос с использованными стаканчиками. Гарри проводил их взглядом. Уже представлялся следующий оратор.

С уходом Гейл у Гарри опять стало пусто на душе. Конечно, она шлюха и выпивоха, но ему необходимо было ее присутствие.

«Дай ей, Боже, сил бросить пить», — помолился про себя Гарри.

Хайзен Миллер торопливо запихивал в рот очередную сдобу. В этот момент Гарри почудилось, что помещение церкви превратилось в тюремную столовую.

И он торопливо покинул собрание анонимных алкоголиков, не дождавшись конца.