Сетунец встал, потянулся, хрустнув суставами.

– Ну что, пошли? Ещё десять этажей, пока дотопаем…

На участке Леса, между Москвой-рекой и Садовым Кольцом доминировала южная флора: карагачи, акации, чинары и прочие выходцы с юга. В высоту они вытягивались не особенно сильно – среди ярко-зелёных куп то здесь, то там виднелись крыши уцелевших домов вдоль Плющихи, да громоздились на противоположной стороне Смоленской площади обгрызенные непогодой и Лесом параллелепипеды гостиницы «Белград».

Сама площадь, как и наружная сторона Садового, сплошь заросла колючим, в два человеческих рода кустарником. Такой, вспомнил Сергей, называют в Крыму «держидеревом». Посередине его непроходимые, ощетинившиеся длинными шипами заросли прорезала узкая тропа, ведущая в сторону Бородинского моста.

Внутреннюю сторону Садового поглотил Ковёр. Мохнатое буро- зелёное одеяло затекало в переулки, взбиралось на фасад МИДовской высотки. Придётся, прикинул егерь, спускаться по верёвке. Конечно, Ковёр примет упавшего с большой высоты не хуже циркового батута, но рисковать, прыгая с пятого этажа – это уже перебор.

– Ну что, налюбовался? – Седрик терпеливо дожидался, пока егерь насладится открывающимся с двадцать пятого этажа видом. – Ты, кажется, хотел посмотреть на кейс? Так вот он, пожалуйста, смотри…

Искомый предмет лежал на низком столике в приёмной. Какому именно высокопоставленному МИДовцу она принадлежала во времена оны, оставалось только гадать – на массивной дубовой двери не было таблички с именем владельца кабинета. Видимо, предполагалось, что визитёр сам знает, куда пришёл – а если не знает, то и делать ему здесь нечего.

Егерь подошёл поближе. В придвинутом к столику кресле белел человеческий костяк. Рядом, на покрытом пятнами плесени полу, валялся проржавевший пистолет с отведённой назад затворной рамой.

– Застрелился. – пояснил сетунец. – Видать, понял, что помощи не будет, запаниковал и решил покончить со всем разом. Представляю, каково это: смотреть в окно и видеть, что там творится…

Сергей попытался поставить себя на место неведомого фельдъегеря. Как тот день за днём глядел с высоты на пожираемый Зелёным приливом мегаполис и с каждым часом всё яснее осознавал, что помощи не будет, что отёки, приступы зуда и удушья становятся раз от раза сильнее, а таблетки, найденные в секретарском столе, не помогают нисколечко…

– Похоже, он пробыл тут довольно долго. Даже дверь завалил – мне пришлось искать пожарный щит с топором.

Возле двери в коридор, громоздились обломки книжных шкафов. Видимо, верный долгу фельдегерь счёл всё происходящее хитроумной провокацией врагов, жаждущих получить совсекретную начинку чемоданчика – и принял меры согласно имевшимся у него инструкциям. А потом… потом у несчастного попросту не нашлось сил разобрать сооружённую им же баррикаду.

– Ты его открывал? – Сергей кивнул не чемоданчик. Прикасаться к нему не хотелось.

– А как же! И бумаги просмотрел, самым внимательным образом. Там та-акое…

Седрик заметно нервничал, и это разительно контрастировало с его обликом сурового, тёртого жизнью воина.

– …ты просто не понимаешь, Бич! Тому, кто хоть раз видел эти бумаги, не жить. Меня ведь считают погибшим, раз тебя прислали?

Сергей припомнил беседу с кремлёвцем.

– Да, скорее всего. Прямо он мне не ответил.

– Вот и пусть дальше считают. – кивнул сетунец. – Ты ведь меня не выдашь, Бич? Документы – вот они, делай с ними что хочешь, а обо мне забудь!

– Забуду, коли просишь. Только ведь это не поможет, сам понимаешь.