— Как он сможет вернуть наше сафари в одиночку? — спросила Джин.

Хенсон покачал головой: — Он и не сможет.

— То же самое мы думали, о его способности достать для нас пищу, — возразила Джин.

— Иметь дело с теми людьми — это совсем другое дело. На самом деле, я чувствую себя ужасно из-за того, что он хочет сделать это. Если с ним что-то случится в ходе событий, я буду чувствовать свою ответственность.

— Учитывая все обстоятельства, сейчас мы ничего не можем с этим поделать, — сказала Джин. — Давай поедим, я так проголодалась, что мой желудок уже думает, что мое горло перерезано.

— Ты приготовь мясо, а я построю платформу, — сказал Хенсон.

Мясо было частично подгоревшим и почти сырым, но они уминали его, словно голодные волки. Пальцы и лицо Джин были измазаны жиром от пригоревшего мяса, но её глаза заблестели, когда девушка подняла взгляд на своего отца и улыбнулась с неким задором.

— Сейчас мы, как те львы в зоопарке в период кормления, — сказала она, вытирая свое лицо рукавом.

— Ну и вид у тебя сейчас, — сказал Хенсон, — последний раз такое лицо у тебя я видел, когда тебе было двенадцать или тринадцать, и ты украла из буфета джем.

— Все, что я знаю, это то, что это лучший ужин, который я когда-либо ела.

Солнце было уже низко, и Хенсон знал, что надвигались короткие экваториальные сумерки, которые обычно пробегали с потрясающей скоростью. Он подгреб костер в кучу, в надежде сохранить золу, тлеющий до завтрака. С расстояния заревел лев.

Хенсон и Джин влезли на дерево, где отец построил примитивную платформу из ветвей, лиан и листьев. Они сели на ее краю, свесив ноги и глядя вниз, в растущую темноту. Ощущался легкий, теплый ветерок, были слышны запахи из зарослей джунглей, и еле слышимый одор от гнилых листьев.

Опять проревел лев, но уже значительно ближе.

— Как ты думаешь, где он живет? — спросила девушка.

— Кто? Лев? — переспросил мужчина.

Джин рассмеялась: — Да нет же, дурачок, — сказала она, — наш дикарь.

— А, вероятно, в пещере, вместе со своей самкой и полудюжиной голых, чумазых детенышей, и раздраженной, одноногой собакой.

— И почему бы это он держал у себя собаку с одной ногой?

— Потому что остальные три он съел.

— Это не очень вежливо, папа.