Он не был укрыт от ветра и дождя здесь, но все, же тут было лучше, чем на открытом пространстве. Он сидел на корточках в своей маленькой берлоге и слушал, как шумит ветер и хлещет дождь. Дождь проникал через ветки упавшего дерева и стегал его, заставляя замерзать. Ветер заставлял трястись. Смолл опасался, что какие-нибудь дикие животные также выберут это место, чтобы прятаться от шторма. Он читал, что во время шторма, наподобие этого, животные, иногда и хищники и жертвы заключали своего рода негласное перемирие. Они укрывались вместе, по крайней мере, до того, пока шторм не проходил. Это звучало как неправда, но в данный момент, Смолл думал, что это была именно та ложь, в которую он хотел бы верить, и бедняга цеплялся за неё изо всех сил. Конечно, существовало и еще одно соображение. Когда именно перемирию, подобному этому, приходит конец? Было ли время на спасение? Но неужели через десять минут после шторма все негласные договоренности аннулировались?
Пять минут?
Две?
Или же когда ветер переставал дуть, все были сами за себя?
Смолл решил, что лучше не следовать этой линии размышлений. Он растянулся на мокрой земле под толстыми ветвями и попытался заснуть. Ночь выла, словно демон.
Когда шторм ударил, Уилсон и Кэннон изо всех сил пытались найти след и едва справлялись с этим. Но буря была яростной. Они пробились сквозь ветер и дождь на некоторое расстояние, но затем разгул стихий стал слишком интенсивным, деревья начало швырять вверх и в стороны, крошась в щепки. Одна из щепок вонзилась Кэннону в руку, и удар был как от кольта калибра 45. Единственное преимущество заключалось в том, что она полностью прошла сквозь его плоть и рукав рубашки и продолжила свой полет.
Уилсон и Кэннон нашли укромное место позади вырванного с корнем дерева, приткнулись спинами прямо в грязь и корни и прислушались к водовороту шторма, что ревел повыше и вокруг них. Они страдали от дождя, который стегал их так сильно, что на коже вздулись настоящие рубцы. Вода стекала в яму, где они присели на корточках, уже промочила все ноги. Они обхватили себя руками и, удерживая себя, содрогались.
— Похоже, будет долгая ночка, — сказал Уилсон.
— Да, а у меня ни капли виски, — добавил Кэннон.
Кэннон расстегнул рубашку и посмотрел на рану. Он сжал горсть грязи и заплесневелых листьев, поднятых с земли, и приложил этот холодной компресс прямо к своей ране и прикрыл её рубашкой. А затем ухмыльнулся Уилсону. — Эй, сказал он. — Я думаю, что, наверное, поймал несколько заноз в свою руку. Ты бы не хотел вытащить их?
— Иди к черту, — сказал Уилсон.
Вернувшегося назад в лагерь Ханта и Смолла, Громвича охватила паника, когда ударил шторм. Прежде чем он осознал, что происходит, добрая половина носильщиков растворилась в джунглях. Громвич погнался за парочкой из них с палкой, но носильщики были слишком напуганы бурей, чтобы бояться простых побоев.
Несколько из них бросилось в панике в джунгли, тогда Громвич отбросил палку и поднял свою винтовку. Негодяй выстрелил одному из дезертиров в спину и мгновенно убил его. Прежде чем он успел перевести ствол на другого, освещавший лагерь костер был задут ветром и погашен дождем.
Как только Громвич остался в полной темноте, остальные носильщики рванули прочь во всех направлениях, взорвавшись, как семена переспелого граната. Громвич выстрелил вслепую, наугад на звук их движения, а потом шторм сошел вниз, как демон и опустился на лагерь. Громвич, напуганный и растерявшийся, сразу же укрылся в палатке Ханта и Смолла. Шторм подхватил палатку и смял её и понес над деревьями, взметнув высоко в небо, и оставив Громвича сидеть на корточках на земле. Шторм здорово угостил Громвича складным столиком, лишив едва ли не половины зубов. Затем он подхватил его в вихре ветра и воды, вместе с мусором и парочкой медленных носильщиков. Их потащило сквозь листву так сильно и быстро, что убив, измельчило, словно сыр, проходящий через терку.
Со времени, как обрушился шторм, к тому моменту, когда Громвич и два носильщика стали не более чем влажными, кожистые декорациями, ошметками висящими на деревьях, прошло менее тридцати секунд.
А в лагере Хенсона, прямо перед приходом шторма Джин выразила озабоченность по поводу Тарзана. Он вышел на охоту за мясом, но так и не вернулся. Они прибегли к лагерным припасам, чтобы подкрепиться, поужинав сухарями и сушеным мясом, а сейчас все небо было черным, словно звезды и луна были спрятаны в гигантском мешке какого-то великана.
Хенсон, Джин, и предводитель их аскари, Билли, стояли снаружи палатки Хенсона, глядя на небо. Керосиновый фонарь, который свисал с переднего шеста палатки, трепыхался на ветру, угрожая оставить их в полной темноте.
— Мне все это очень не нравится, — сказал Хенсон. Нам стоит лучше забить все колышки и привязать наши палатки получше.
— Бвана, прошу у вас прощения и извинения, пожалуйста, — сказал Билли. — Но вам лучше сделать большее, чем связать несколько узлов. То, что идет сюда, называется «плеть ветра».
— Плеть ветра? — переспросила Джин.