— Да, — ответил Тарзан. — Я вырос среди таких обезьян, но в другом племени.

— Вас украли, — предположил Хенсон.

— Нет, — сказал Тарзан. — Не украли.

Одно мгновение Хенсон изучал Тарзана.

— Нет. Все понял, вас не крали.

— А вы ведь и со львом общались, — сказала Джин. — Он действительно полностью вас понимает?

— Понимает, — сказал Тарзан. — Я говорю с ним на языке больших обезьян. Это мой родной язык.

Хенсон подумал, что это объясняло натянутое, почти официальное произношение Тарзана. Его странный акцент был акцентом зверя.

Джин была взволнована этим разговором.

— А как насчет других животных? — спросила она. — Вы и с ними можете разговаривать? Они… ваши друзья?

— Животные в обычных условиях, — отвечал Тарзан, — могут иметь только несколько друзей, в том представлении, которое есть у людей, даже среди зверей своего собственного вида. Но у меня есть друзья среди них. — Тарзан потряс лапу золотого льва. — Джад-бал-джа ради меня будет драться до смерти. А я ради него. Тантор — слон тоже друг мне, и Нкима.

— Нкима? — спросила Джин.

— Маленький самец мартышки, который обычно вертится рядом со мной, — сказал Тарзан. — Где он сейчас я не знаю. Он часто бродяжничает. Но как только он испугается чего-нибудь, то тут, же бежит ко мне, ища защиты. Он труслив и возмутительно хвастлив, но я люблю его.

— Кажется, вы предпочитаете людям зверей? — спросила Джин.

— Да.

— Это потому, что у вас был плохой опыт общения с людьми, — сказал Хенсон. — Я прав?

— Правы, — ответил Тарзан. — Но позвольте напомнить, что и вы совсем недавно имели очень плохой опыт в общении с людьми.

— Это верно, — сказала Джин. — Но не скажу, что опыт общения с обезьянами был для меня пикником.

Тарзан улыбнулся.

— В конце концов, не так уж много отличий в людях и животных.