Телефон в руке вдруг разразился трелью. Господи, что же так громко! Фрэя, сама себе не веря, снова сбросила. Через десять секунд телефон вновь зазвонил. Стиснув зубы и затолкав обратно в горло непрошеный всхлип, Фрэя поднесла трубку к уху.

«Дежурная служба полиции. С вашего номера был произведён звонок. Если это были не вы…»

– Я. Это я была. Я просто н-не уверена… что надо вызывать.

«Расскажите, что вас обеспокоило».

– У соседа сверху был шум, грохот и крики. Я не знаю, что там могло произойти. Сейчас тихо.

«Назовите ваш адрес. Мы направим патрульных».

Фрэя продиктовала адрес, запутавшись в индексе. Пришлось бежать к посылке и смотреть.

Услышав, что патрульные прибудут в течение десяти минут, она поблагодарила, едва двигая губами, и нажала отбой.

Ноги принесли её на кухню. Не соображая, что делает, Фрэя достала стакан, плеснула в него молоко, пролив на стол, засыпала три ложки какао и, судорожно перемешивая напиток, гоняла по опустевшей голове последнюю задержавшуюся мысль: «Он поймёт, кто вызвал полицию».

Десяти минут не прошло – точно не прошло! не могли чёртовы минуты так быстро пройти – а звонок ожил. И Фрэя расслышала, как наверху тоже раздаётся эта пронзительная трель. Они позвонили сразу в обе квартиры.

Кьёр нажала кнопку домофона.

Шаги на лестнице, снова звонок. Уже в её двери. Она отворила. Выслушала вопрос, не запомнив ни слова, и указала наверх. Полисмены ещё что-то сказали, и Фрэя вернулась к себе, замирая у двери, болезненно прислушиваясь и в то же время отчаянно желая ничего не слышать и не знать.

Воображение или обострившийся слух донесли до неё мужские голоса. Женского она не различила. Через четверть часа патрульные ушли. Дом на Вей Штранден 10, будто могильной плитой, снова придавила тишина.

Фрэя заснула под утро и открыла саднящие глаза, как только солнце добралось лучами до её окон. На телефоне висело два пропущенных от Инге. Они хотели сегодня на рассвете смотаться в предместья с друзьями. Ребята нашли какие-то привлекательные развалины заброшенной фабрики и звали фотографироваться. Инге со вчерашнего дня полностью ушла в подбор образа; вроде бы даже ездила в соседний городок к знакомым знакомых за редкими аксессуарами.

Фрэя не стала перезванивать. Всё равно она уже опоздала. И была рада этому – сегодня никуда не хотелось идти. В последнее время ей всё реже хотелось идти хоть куда-либо.

Тихо ступая босыми ногами, она прокралась в ванную, будто вор в чужом доме, открыла кран так, чтобы вода текла тонкой струйкой, и умылась, не прекращая прислушиваться. Промокнув лицо полотенцем, замерла – показался шорох наверху… Нет. Ничего. Посмотрев на кабинку душа и вообразив себе шквал водяных струй, Фрэя отвернулась и вышла.

Одеревеневшая пицца из холодильника перекочевала на тарелку и в микроволновую печь. Кнопки пропикали под пальцами, вынудив поморщиться. Печка зашумела, выполняя программу и пронизывая пищу невидимыми волнами. Фрэя установила время на минуту, но не выдержала и сбросила на тридцатой секунде. Громко. Слишком громко. Даже невыносимо! Так ничего не расслышать, если вдруг из верхней квартиры донесётся голос той женщины.

Почему вчера, когда приехали патрульные, Фрэя не услышала её голоса? Ведь гостья Хедегора должна была выйти и поговорить с полисменами. Они хотя бы поняли, что в квартире с Лиамом находился ещё кто-то?… Фрэя попыталась вспомнить, что именно говорила оператору. Не смогла.

В тишине позавтракав, она отодвинула тарелку и осталась сидеть на кухне за барной стойкой, не переставая вслушиваться. Беспокойство не отпускало. В мозг въедалась надоедливая считалочка, прокручивалась буравчиком в виске. Фрэя разлепила губы и шёпотом произнесла первую строчку:

– One, two. How are you?