Что ж, не повезло. Все было слишком реальным.
Стирлинг открыл глаза и обнаружил, что лежит ничком на меховом тюфяке, набитом соломой; он уже смутно запомнился ему по тем полным смятения минутам, что последовали за его прибытием в шестой век. Кто-то укрыл его еще одной шкурой вместо одеяла. Сон его представлял собой адскую смесь картин: конный бой, мужчины в кожаных доспехах поверх грубых шерстяных одежд, умирающие под ударами мечей; пылающий Белфаст, боевики оранжистов, хладнокровно стреляющие в женщин и детей; взмахи тяжелых копий, толпа мужчин с разукрашенными синей татуировкой лицами, наваливающаяся на упавшего всадника; брызги алой крови на грязном, истоптанном поле, на обшарпанном столе, на мостовой Клонарда…
Он отогнал от себя все эти угнетающие воспоминания и принялся осматривать помещение. Отделка стен оказалась качественнее, а потолок выше, чем он ожидал. Метра три на четыре в плане. Белый штукатурный потолок потемнел от копоти, источником которой были скорее всего несколько висевших по углам глиняных светильников. Фитили были прикручены, заливая комнату неярким золотистым светом. Пол был самый заурядный, каменный, — зато плиты его были подогнаны друг к другу с изрядной тщательностью. Известковая штукатурка на каменных стенах украшалась фресками со сценами охоты.
Стиль напомнил римские фрески, что его изрядно удивило. Во всем шотландском Лоуленде не оставалось памятников римской культуры; по крайней мере он ни о чем таком не слышал. Да, вдоль Стены Антония и хребта Гаск сохранились остатки небольших крепостей и сторожевых башен, и еще одна цепочка таких же протянулась вдоль Стены Адриана в пограничных графствах… но вилл, да еще с фресками… Такого он не помнил. Куда же он в таком случае попал?
Он все еще ломал голову над этим вопросом, когда проснулась та часть его раздвоенного сознания, которая принадлежала Анцелотису, — и сразу же попыталась разобраться с попавшим в его голову чужаком. После почти непроизвольной попытки позвать на помощь Анцелотис со Стирлингом достигли обоюдного соглашения не мешать друг другу учиться ходить. Дело в том, что первая попытка — при том, что оба решительно боролись за руль общего тела, — не позволила им одолеть больше двух шагов, после чего они оказались на полу. Падение было болезненным, зато сам каменный пол показался Стирлингу неожиданно теплым на ощупь.
Оба хором выругались вслух — замысловато и с чувством, один на этом бритонско-валлийском, другой на современном английском. Стирлинг сразу же спохватился и настрого приказал себе даже не думать на родном языке. Не мог же он позволить себе ляпнуть что-либо по-английски в присутствии посторонних. Конечно, так Седрик Беннинг нашел бы его быстрее и вернее, а союзник ему нужен очень и очень, — но ведь точно так же его может услышать и Бренна МакИген. И если Анцелотис и впрямь тот, о проживании в теле которого Стирлинг не мог думать без ужаса, и если Бренна МакИген и ее неизвестный союзник сунут ему нож под ребро, Стирлинг уж наверняка изменит историю…
Возможно, это и не могло сравниться со смертью брата на твоих глазах — Стирлинг только что видел это в воспоминаниях своего хозяина, — но и этого хватило для установления какого-то взаимопонимания и… черт, боевого братства, что ли? А образы из памяти Стирлинга — целого городского квартала в Белфасте, в мгновение ока охваченного пламенем и обращенного в развалины, — настолько потрясли Анцелотиса, что он погрузился в полное благоговейного ужаса молчание.
Стирлинг сделал было попытку заверить своего хозяина в том, что одному человеку, действуя в шестом веке в одиночку, не под силу нанести такой ущерб, но не слишком преуспел в этом. До него вдруг дошла нехитрая мысль: сам он без труда получил бы достаточно примитивный, но абсолютно годный к использованию черный порох — это довольно сложно сделать, не зная правильных пропорций, но проще простого, обладая этим знанием. Стирлинг им обладал. И он готов был бы поклясться на сотне Библий, что это сможет сделать и Бренна МакИген. Все, чего недоставало бы для изготовления бомбы, — это более-менее герметичного сосуда, чтобы поместить в него черный порох.
Деревянный бочонок или глиняная бутыль из-под вина вполне подошли бы для этой цели — ведь в данном случае не надо было бы заботиться о сопротивлении на разрыв, как пришлось бы при разработке метательного оружия — будь то ружье или куда как более простые пушка или мортира. В конце концов, первые пушки делались из церковных колоколов. Стирлинг не сомневался в том, что в Британии, пусть даже утратившей на протяжении двух сотен лет тесные связи с Римом, можно найти хороший, крепкий бронзовый колокол подходящего размера.
Последовала долгая минута молчания, на протяжении которой Стирлинг буквально ощущал, как лихорадочно обдумывает сказанное Анцелотис. Затем он услышал внятно сформулированный вопрос:
Реакция на это застала Стирлинга врасплох: при виде знакомых мест из его воспоминаний Анцелотис негромко рассмеялся.