– Москва! Как много в этом звуке…
Тут он делал психологическую паузу, чтобы зрители прочувствовали торжественность момента, – но ты, слышавшая эти стихи не один раз и быстро запомнившая их, успевала опередить его и, сидя в зале, громко декламировала своим звонким голоском:
Конферансье злился.
– Неужели подсадная? – удивлялись зрители.
Пришлось из зала переселить тебя за кулисы.
Мы читали тебе разные книги, и ты сама рано научилась читать. Помнишь, как в сборнике Агнии Барто мы наткнулись на забавное стихотворение «Бестолковый Рыжик»? В нем девочка дрессировала щенка, а он не слушался ее, будучи крайне рассеянным. Я переложил стихи на музыку, и ты легко запела песню, виртуозно исполняя джазовые фрагменты:
Сцена тебя совершенно не пугала. Никогда. Ты была связана с ней пуповиной с рождения и всегда смотрелась очень органично, уверенно и смело, легко срывая аплодисменты. В пять лет ты стала певицей, и это ремесло оказалось твоей судьбой.
Разве могло быть по-другому в твоей жизни, Юля?
Юля,
ты знаешь, я никак не могу привыкнуть к мысли, что тебя нет. Что ты не позвонишь, не войдешь в наш дом, не расскажешь об очередных съемках, о новых проблемах… Ни привыкнуть, ни смириться с этим я не в силах. Жизнь раскололась на две части – до и после, и как с этим справиться – я не представляю. Боль пронизывает сердце, я смотрю на мартовское солнце и не вижу солнца. Я научился плакать, научился ходить на кладбище, как будто держась за спасительную ниточку, связывающую тебя и меня, когда я подхожу к твоей могиле и вижу твою улыбку. Я по-другому теперь смотрю на Таю, убитую горем. Такое ощущение, что я тону в пучине тоски и безысходности… «И самое страшное, – философски говорил в таких случаях твой дед Василий, – что ничего нельзя изменить». Действительно – нельзя. Ничего… Но как с этим жить?
Тот ажиотаж, что начался в СМИ после твоей смерти, убивает меня и всех твоих близких. Я помню, как трудно нам было добиться ротации на радио, как ставили заслоны телевизионные каналы, как… как… как…
Но мы не унывали, несмотря ни на что. Мы записывали новые песни, уникальность исполнения которых не оценить было невозможно; ты пела так технично, душевно и красиво, что выделялась на фоне многих; при этом успевала сниматься в фильмах, вести самые рейтинговые телепередачи, быть ведущей престижных концертов на лучших площадках страны…
Теперь, после твоей смерти, все хотят слушать твои песни, повторяют твои концерты, рассказывают о твоей жизни… И при всем этом говорят не только правду. Рану так обильно посыпают солью, что она болит нестерпимо и кровоточит двадцать четыре часа в сутки. Ищу спасения: сидя в своем кабинете, я чувствую себя наедине с тобой… Слушаю твои песни, смотрю видео, разговариваю… Как с живой…
Только не умолкай, Юля, пой!
Юля,
я чувствую огромную ответственность за Таю и за Веру. Вера… Кто, кроме папы Жени и нас с Таей, поможет ей, оставшейся без материнской любви, не заблудиться в дебрях такой непростой жизни? Твоя сестра Наташа осталась без отца, которого очень любила, тоже в двенадцать лет. Она понимает Веру как никто другой и пытается помочь ей. Твоя дочь продолжает писать тебе письма. Ей кажется, что там, на небе, ты среди ангелов, которые поют вместе с тобой… Что тебе хорошо… Так пишет Вера.
Но ей только двенадцать. И со временем твой образ будет расплываться и тускнеть в ее глазах, она не будет чувствовать твоих объятий, забудет твой голос… Так бывает…
А я должен сохранить память о тебе. О твоем характере, таланте, о твоей красоте и доброте… Должен постоянно поддерживать горящий костер памяти.