— Вам представлены доказательства в виде фотографий и я хочу знать точно, когда мы с женой отправимся в Соединенные Штаты, где будем жить, и каково будет наше материальное положение, — Котов говорил резким, сварливым тоном.

— Понимаю ваше нетерпение, — отвечал Баум устало, — Но и вы поймите: мы здесь, во Франции, не можем отпустить вас, пока не установим, достоверны или нет ваши сведения.

— Что значит — достоверны или нет. Фотографий разве недостаточно? Или вам нужно письменное подтверждение от самого агента? Мол, это я лично на снимке, который сделан в Москве, восемь лет работал на русских и продолжаю на них работать, что и удостоверяю собственноручно.

— Фотографии свидетельствуют о дурном, грязном поведении этого человека, а вовсе не о том, что он шпион.

— Но это же очевидно. Наши службы не делают снимки ради того, чтобы поместить в альбом. Я сообщил немало подробностей о деятельности вашего кабинета министров и комитета по обороне. Вы что, не способны это сопоставить?

— Мы работаем в этом направлении.

— Вы ведь не отрицаете точность моих показаний?

— Не отрицаю, но и не подтверждаю.

— А я и не нуждаюсь в вашем подтверждении. Отчеты наших агентов я пересказал вам абсолютно точно. Вы боитесь признаться, что до сих пор не в состоянии определить, кто из ваших ведущих политиков работает на Москву. Тот, на кого у КГБ имеются компрометирующие фотографии, или кто-то другой. И вы ещё раздумываете!

Баум не стал отвечать. "Дайте ему поболтать, — наставлял он своих слушателей, — пусть поговорит как можно больше. Если он врет, то рано или поздно проговорится. Какое-нибудь несоответствие обнаружится — как при складывании кубиков, если попадается кубик не из той коробки."

— В Англии вы утверждали, что не можете назвать ни одного агента…

— Я ведь объяснил: наши агенты в Англии имеют прочное положение. Будь я дураком, скажи лишнее — меня тут же обнаружат.

— Мне представляется странным, что сотрудник четвертого главного управления сумел заполучить такие фотографии.

— И это я объяснял: мне их дал приятель из фотолаборатории, мой единомышленник. Вы все у меня норовите выпытать не потому, что вам мало этой информации, а потому, что она чересчур убедительна. На вас не угодишь.

— Где вы научились американскому?

— Откуда я знаю? Учил английский — на мой слух это одно и то же, а разве нет?

— Возможно.

Баум вытащил из кармана пачку сигарет, зажег одну, глубоко затянулся. Произнес задумчиво:

— Вы правы: мы не привыкли получать столь очевидные доказательства. Это настораживает.

— В сотый раз повторяю: КГБ фотографии ради искусства не делает.